Наталия Ломовская - Лик избавителя

В глубине души Тимур Адамович полагал, что вся эта мирская слава не вполне им заслужена. Ему казалось, что способности у него средние, а весь секрет успешности операций заключается в аккуратности. Что касается восстановительного периода и непосредственно лечения…

Он не подпускал к больным латимеров. Вот и весь секрет.

Ожоговый центр был для них как мед для мух. Но скоро он их отвадил. Пусть питаются в другом месте, подальше от Вагаева, если уж иначе не могут. Он так и не смог преодолеть брезгливого чувства по отношению к ним и ни разу не говорил ни с одним латимером дольше, чем требовалось, чтобы выставить его вон. Иногда он чувствовал угрызения совести. Ведь это все-таки люди, и люди несчастные. Они стали такими не по своей воле. Они сами страдают. И все же он ничего не мог с собой поделать. Ему была неприятна их неопрятность, его удручало их жадное любопытство к человеческим мукам, его напрягал их испуг при разоблачении. Как-то ему сказали, что в детском отделении есть новенькая медицинская сестра, очень старательная и заботливая. Мол, прямо-таки не отходит от кроваток. Он пошел посмотреть и увидел молоденькую латимеру. Она еще не могла управлять своей невидимостью, но уже нашла способ подпитывать себя. С показной заботливостью девушка склонялась над больными детьми, впивалась в них глазами. Вагаеву стало противно. Вскоре он придрался к чему-то, и медсестру уволили. Рассказывали потом, что она плакала и говорила, будто работа необходима ей как хлеб. Вот в это Вагаев вполне мог поверить.

Жизнь его протекала относительно спокойно – вошла, что называется, в колею. Родители уже подыскивали ему там, в Осетии, скромную девушку из хорошей семьи, мечтали, чтобы он зажил своим домом… Но ему предложили другую работу, предложили настоятельно. Откровенно говоря, это был, скорее, приказ. Отказаться было невозможно, и Тимур Адамович согласился, подумав, что тут не обошлась без Семенца. Все эти годы старик не терял его из поля зрения, позванивал пару раз в год, «присматривал», как сам полковник выражался. Иногда этот ненавязчивый присмотр докучал Вагаеву, особенно после одного случая. Вагаев переехал на новую квартиру, у него изменился номер телефона. Он все собирался позвонить старику, да замотался и забыл. Но Семенец позвонил сам, на новый номер, который не мог знать, и разговаривал так, словно ничего особенного не случилось.

Вагаев не сомневался, что поступившее ему предложение связано с Семенцом. Он согласился и начал работать в МЧС. Скромная осетинская девушка из хорошей семьи подождала-подождала, да и вышла за другого.

Вагаев чувствовал себя нужным. Он спасал людей. Он повидал мир – правда, все страны были одинаковы. Повсюду страдали люди, и вокруг них клубились жадные до страданий невидимки. Тогда Тимур впервые задумался – а что, если латимеры сами подстраивают какие-то беды? В самом деле, бывают же совершенно необъяснимые происшествия, причины которых туманно объясняют «человеческим фактором»?

Он встретил Нину и жил, как жил до тех пор, пока Нина не потрясла его за плечо, называя по имени.

До тех пор, пока латимеры не выставили свои условия.

…Он просидел на кухне до утра, а утром вместо запланированной яичницы и сардельки получил холодный взгляд Нины. Ночью она, тоже, видно не спала, думала свои невеселые мысли и теперь донесла их до Вагаева в форме, не оставлявшей места надежде.

– Я думаю, нам лучше больше не встречаться, – сказала она, низко опустив голову. Вагаев видел только ее пробор, очень ровный, розовый в рыжеватых волосах. Ему уже казалось, что он всегда любил ее, что ценил ее мало, и еще казалось, что можно ее вернуть, удержать… Сейчас он что-нибудь придумает, что-нибудь скажет, и она рассмеется, станет прежней Ниной. Той Ниной, которая порой раздражала, но чаще забавляла его. Она любила сладкие духи, любила грызть семечки и соглашалась играть с ним в шахматы в обмен на игру в «дурака». В шахматы всегда выигрывал он, а в карты – она, приговаривая: «Вот тебе на погоны!» И прилаживала ему на плечи две «шестерки». Ему было тогда смешно.

А теперь она прогоняла его и молчала, упрямо склонив голову. Он не нашел, что сказать ей, не про погоны же, в самом деле! Она молчала до конца, и Вагаев, дослушав тишину, ушел. Навсегда.

А вечером того же дня ему позвонил Семенец. Голос старика звучал глухо, Вагаев подумал, что тот здорово сдал за прошедший год. Тимур не хотел рассказывать ему про встречу с латимером, но полковник ловко вытянул из него всю информацию. Старый лис крепко знал свое дело.