Марио Бенедетти - Передышка. Спасибо за огонек. Весна с отколотым углом. Рассказы

Как отдыхаешь под теплым душем. Хорошо, что я расширил отверстия в душевой головке, — льется обильный, успокоительный дождь. Огромное удовольствие — стоять себе прямо, запрокинув голову назад, и пять минут, даже не намылившись, отдаваться этому потоку, словно омывающему тебя от всех забот, надуманных угрызений, реальных запретов. Почему я вспомнил про Ромуло? А, таю. Соединились два образа: Риос и пуп. С одной стороны, рассказ бедняги Риоса с прогнозом Ромуло, а с другой — вода, образующая у моего пупа маленький водопадик. Как-то Ромуло поделился со мною одним занятным наблюдением из своего хирургического опыта: «Ты, конечно, знаешь, что перед операцией мы пациента очень тщательно моем; ну, само собой, из стыдливости или еще чего люди стараются являться на подобную процедуру особенно чисто вымытыми, и все же санитарам всегда приходится проверять гигиеническое состояние одного местечка. Я имею в виду пуп. Видимо, люди часто забывают о своем пупе». Случись услышать такое психоаналитику, он бы, наверно, сделал вывод, что человеку хочется забыть о своем происхождении. В этом смысле я о своем происхождении не забываю. Я его признаю и намыливаю. Признаю и ополаскиваю. А теперь пустим холодную воду. После успокаивающего — тонизирующее. Ух, какая холодная. Слишком тонизирует. Все. Эти шорты стали узковаты. Прежде брюшко не торчало. Право, я чувствовал себя лучше, когда был по-настоящему худым.

Приятное виски. Сухое, такое я люблю. On the rocks [141] Со льдом (англ.). . За ваше здоровье, дорогая веснушчатая м-с Рэнсом. Вот теперь мне хорошо. Физически хорошо. Надо это отметить, потому что иногда я сознаю, что мне было хорошо, только в тот миг, когда уже начинаю ощущать какое-то неудобство. Как на том ужине в «Текиле»; они поняли, что любят свою маленькую страну, лишь тогда, когда услышали, будто она уничтожена. За исключением Марселы и Ларральде, какое это было сборище глупцов. Почему мы, уругвайцы, когда ступаем на чужую землю, становимся такими пошляками, такими беспардонными хамами? Здесь мы тоже пошляки и хамы, но не в такой степени. Физически хорошо. Хорошо, и ко сну клонит. Неплохо бы чуточку соснуть. Ну что ж, если сон перед обедом — это сиеста осла, то как назвать сиесту перед ужином? Сиеста кого? А я и не знал, что я фавн. Нет, теперь я понимаю, я кентавр. Передние ноги тонкие и неустойчивые, как у той бешеной коровы. Я смотрю на витрины. Вот кентавр-манекен в сорочке wash wear. А вот зеленый светофор, еще пять кентавров пересекают проспект Восемнадцатого Июля. У двоих на крупах по женщине, сидят — будто на мотоциклах. С тех пор как я стал кентавром, я ищу женщину, чтобы нести ее на себе. М-с Рэнсом? Нет, слишком много веснушек, и она берет инициативу. Мне это не нравится. Росарио? Она далеко, к тому же она с кентавром Улиссом Лсокаром. Сусанна? Сусанна в другой витрине, Сусанна-манекен вытаскивает из холодильника — Дженерал электрик» пышнотелую секретаршу, чтобы та занялась нашим планом на зиму. Что-то мне жарко, я весь потный. Средство от пота для кентавров. Где тут аптека? Аптека оказалась в кондитерской, и в дверях стоит улыбается супруга Хавьера, радуясь, что голая, у нее чудовищно огромный живот, но без пупа, и она рассуждает о ревматизме. Как поживает Хавьер, сеньора? Хавьер взял фонарь, чтобы удобней было заполнять картотеку вашего мерзавца папаши, дон Рамонсито. Я не дон Рамонсито, сеньора, я кентавр. Но лицо у вас дона Рамонсито, и еще вы очень похожи на Доктора. Нет, нет, нет. Разве вы не Доктор? Нет, Доктор занимается грязными делами. У вас, дон Рамонсито, тоже грязные подковы. Не может быть. Да, да, у вас грязные подковы и чистые глаза. Это от слез. Дон Рамонсито, вы меня возьмете с собой? Мне нравится ваш круп. Простите, сеньора, но вы безобразны, а я люблю окружать себя красивыми вещами, я для этого сделаю революцию. Тогда почему вам не взять Долли? Она жена моего брата, потому я ее не беру. Я тоже жена твоего брата. Прости, Долли, я не разобрал, я тебя принял за жену Хавьера. Какая чепуха, у нее брюхо и ревматизм, вдобавок она никогда не бывает голой, никогда не снимает сорочку. Ты голая, Долли, и какая же ты красивая. Ты самый лучший кентавр в Латиноамерике. Надо говорить «Латинской Америке», Долли, а так это англицизм. Ты самый лучший кентавр в мире и его окрестностях. И еще у тебя будет сынок с тонкими ножками, такими тонкими, как у той бешеной коровы. Когда? Ко…

— …мооон. Рамооон. Ты уснул, Рамон? Ужин готов.

Хочу уйти без завтрака, без разговоров, чтобы никто не заметил моего ухода. Во рту горечь, мускулы напряжены, голова тяжелая. Даже с Густаво не хочется разговаривать. Но он придет. Краткие утренние диалоги стали нашими единственными беседами. Я устал. От чего? Как жаль, что небо безоблачное, что дует приятный ветерок, что море спокойно. Подумать только, сейчас середина апреля, а уже три дня держится летняя температура. Как жаль. Сегодня серое небо было бы кстати. Если бы я мог пригасить этот пейзаж. Но, увы, это не в моей власти.