Теренс Уайт - Слон и кенгуру

Радуйся Мери, благодатью полнющая, думала миссис О’Каллахан, надо напомнить ему назавтра про чулки, снег же пошел, Господь с трубой, а только моей вины тут нету, мистер Уайт, потому как я говорила Филомене, палочников не клади, благоговыйна ты промеженная, они картошку поедают, и благоговыен плод чрева твоего, Иесус, а ринта и проценты это еще девяносто, Святая Мэри Материя Божия, а я тут рабыня, молись за нас ныне, солнце сегодня утром рано встало, и за день нашей смерти, аминь [37] Сильно попорченный миссис О’Каллахан текст молитвы «Аве, Мария» выглядит так: «Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь». .

По другую сторону лестничной площадки бодрствовал ее жилец. Спальня мистера Уайта, лучшая в Беркстауне, имела в высоту пятнадцать футов, была пропорционально широка и смотрела на северо-восток. Собственно говоря, размеры ее совпадали с размерами гостиной под ней, но, поскольку она была спальней, мебели в ней стояло поменьше. На стенах ее висело всего четыре больших картины. А именно: шестнадцатилетний ангел дает Иисусу Христу попить в саду Гефсиманском; Иисус Христос указует на Его Священное Сердце — в память о Миккиной Тетушке; Святая Тереза с ее розовой клумбой; и составная картинка, изображавшая кубок, свечу, всякие цветочки и свитки — то была память о первом причастии миссис О’Каллахан. Выполнены все они были в технике олеографии и фотогравюры. Пятая картинка, поменьше, представляла собой, надо полагать, копию греческой иконы, называемой « S. Maria de Perpetuo Succursu [38] Богоматерь неустанной помощи ( ит .). » . Шестая, совсем уж маленькая, была приделана к купели со святой водой и изображала, по всему судя, нерукотворный Спас. Имелись также три гипсовых статуи высотой в двенадцать футов — они стояли на застланном холстиной ящике из-под мыла, и представляли Пресвятую Деву, Иисуса Христа, указующего в сторону, и Святого Иосифа с лилиями. Крыша над спальней протекала всего в двух местах, а мебель ее относилась к началу двадцатого столетия. К латунному станку двойной кровати миссис О’Каллахан подвесила скапулярий, медальон в виде Священного Сердца, который был некогда приложен в Амальфи к мощам Святого Андрея, и скопившиеся за последние восемь лет веточки священной вербы. Желтоватого цвета обои были частично современными, невнятный рисунок их наводил на мысли о кенгуру, пулеметах и пьющих чай старушках. На двух стенах из трех его мутила зеленоватая плесень.

Вот в таком окружении и покоился мистер Уайт, обнимая Домовуху за шею.

Он решил, что мыло взять с собой не удастся («Мыло, — объяснил он миссис О’Каллахан, — это смесь натриевых солей С 17Н 35СООН, или С 15Н 31СООН, или С 17Н 33СООН и, по-моему, правильное слово тут — гидролиз. Поскольку у нас их все равно не будет, придется оттирать руки песком.») Мистер Уайт устал от необходимости думать о столь многих вещах сразу, но, поскольку спал он плохо, ничего другого ему не оставалось. Он усердно почесывал пальцем брюшко Домовухи и пытался подумать о чем-нибудь еще. Домовуха похрапывала. Если почесывание, бывшее ее любимой лаской, прекращалось, она просыпалась и трогала лапой кончик носа мистера Уайта.

Когда ему не спалось, он обдумывал проекты, направленные на улучшение общей участи рода человеческого. Например, у него имелся план постройки нового Лондона на берегах Северна — в виде огромной пирамиды высотой в шесть миль. На самом деле, пирамиде предстояло накрыть собой Северн, который уносил бы канализационные сбросы, а соорудить ее следовало исключительно из прозрачной пластмассы, овощи же для пропитания жителей пирамиды им надлежало выращивать самостоятельно — в емкостях из той же пластмассы, методом гидропоники. Он не вполне понимал, дозволено ли будет стадам коров, доставленных на пирамиду воздушными шарами, пастись на ее внешних гранях. На каждом этаже пирамиды будут устроены аэродромы — столица и переносилась-то на Северн потому, что оттуда было ближе до Нью-Йорка. Впрочем, главный смысл этого проекта состоял в избавлении всего острова от железных дорог — поскольку ряд гладких желобов должен был вести от вершины пирамиды к другим похожим на нее городам. Путешественник поднимался лифтом наверх, садился на блок льда (чтобы минимизировать нагревание трением) и соскальзывал в Бирмингем или куда ему требовалось, используя в качестве движущей силы собственный вес.