Ингвар Амбьёрнсен - Вид на рай

Я пришел в себя, когда встретился глазами с вопрошающим взглядом женщины в окошке. Взгляд зеленых глаз, как сейчас помню. Зеленых под рыжей челкой, закрывающей чуть лоб. Неужели мать-одиночка? Неужели Лена Ольсен, мать маленького Томаса? Нет, не может быть. А все же? Я непроизвольно наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть лицо. Ее рот теперь двигался, выглядело так, точно она сказала нечто. Я видел, что ее губы сложились сначала в «о», а затем в «е», и что ее взгляд стал тверже, возможно, даже злее. Не знаю почему, но я почувствовал, что тоже формирую ртом букву «о». Вытягиваю губы трубочкой не для поцелуя, но как бы хочу выговорить «о». Ее руки беспокойно двигались. Она нетерпеливо била желтой ручкой по небольшому, лежащему перед ней блокноту. Так-так-так-так-так-так-так, одновременно она, казалось, как бы искала контакта с чем-то или с кем-то позади меня. Я хотел обернуться, чтобы проверить свое предположение, но тут получил сильный толчок в спину. Ух, как больно! Чуть было не упал, невольно пришлось сделать два шага вперед в направлении к окошку. Признаюсь, вероятно, я вел себя несколько странно, особенно если смотреть со стороны, если не знать всей взаимосвязи, но все равно — разве можно поступать так с незнакомым человеком в любых случаях, независимо от обстоятельств? Где это видано — толкать в спину! Да еще с такой силой. В плечах больно. В плечах? Но меня же толкнули в спину. Как боль могла оказаться в плече, когда меня толкнули в спину? Я обернулся, чтобы выяснить по возможности происшедшее, но позади меня — забавно… никого не было. Быстро, как пантера, я снова повернулся к окошку — там стояли эти двое, противники вступления Норвегии в Европейский союз. Я хотел отплатить им ответным ударом, но тут вспомнил о Ригемур Йельсен. Три-четыре здоровенных прыжка — и я был за пределами почтового отделения.

Конечно, она не ушла далеко. Но я почувствовал стыд. Надо же до такой степени забыться и выбросить ее из головы. А все эта рыжеволосая виновата. Ее вопрошающий взгляд буквально парализовал меня. И совершенно непонятно почему. На секунду вдруг показалось, что в воздухе запахло потом. Сильное дуновение ветра с резким запахом пота бросило пряди волос прямо мне на глаза. В пятидесяти метрах от меня я увидел Ригемур Йельсен, она направлялась к торговому центру. Шагала так уверенно и решительно. Теперь у нее были деньги и теперь у нее были марки, теперь ей сам черт не страшен. Она готова была к борьбе с новыми трудностями повседневности. Я последовал за ней. Но на расстоянии. То есть я поступал так: сначала бросок к ней, а потом близкое скольжение позади. Настолько близкое, что видел желанную волосинку на пальто. Затем медленное отступление, чтобы между нами появились другие прохожие. Ты идешь там, я иду здесь. Мы вдвоем на пути в будущее. Одному Богу известно, что оно нам принесет. О’кей. Ригемур Йельсен скоро исполнится 70 лет. Чисто статистически ей недолго осталось пребывать на этой грешной земле. А что со мной? Мне 32 года. Не прожил еще и полжизни. Удастся ли собрать информацию о Ригемур Йельсен до ее смерти, чтобы с полным правом мог сказать, например, что знал ее хорошо, понимал ее хорошо как свою соседку и как близкого человека?

Одно было достоверно: Ригемур Йельсен шла в направлении торгового центра. Делать покупки? Тогда я тоже. Забыл мгновенно о «святости и неприкосновенности» материнских 320 крон. Обрадовался, что не успел положить их на счет. Господи, 320 крон — ничто, мелочь. Я имею в виду на сберегательной книжке. А вот в кармане они представляли некоторую ценность. Я даже взял бы такси, если бы она это сделала, чтобы поехать вслед за ней к торговому центру.

Она прошла мимо входа в метро. Она прошла мимо остановки такси. Она прошла мимо входа в «ИРМА». Ригемур Йельсен просто-напросто шагала к доктору медицины Франку Фридману.

Я остался в пассаже торгового центра. Хожу вперед и назад. Что с ней такое? Вспотел под мышками, боязно стало. Отвратительные картины мелькали перед глазами. Я вспомнил о книге здоровья, лежащей у нас дома на самой нижней полке. Я не касался ее годами, она была моим «кабинетом ужасов» в детстве. Страшные ожоги от пожара на предплечье у женщины. Сифилисная рана на мужском органе. Разные виды кожных заболеваний! В красках! Содержание дополняли иллюстрации и рисунки разных, какие только существуют на этом свете, бактерий. От прочитанного и виденного можно было сойти с ума.

Я молил Бога, чтобы ничего серьезного. Хотя в ее возрасте всего можно было ожидать, опасность серьезно заболеть подстерегала на каждом шагу. И когда я продумывал эту мысль, то, конечно, автоматически переключился на тему — мамина болезнь и мамина смерть. Ведь именно доктор медицины Франк Фридман первым истолковал симптомы болезни мамы и послал ее к специалистам. И я думал, шагая между цветочным отделом и книжным: «Работала ли Гру врачом? Работала ли врачом сразу после окончания института? Например, всунула ли она хоть раз ректоскоп в прямую кишку старой швеи-пенсионерки из Эйны, чтобы проверить точнее, как обстоит дело? Бог ты мой, какая поразительная мысль! Ведь исследование ректоскопом напоминало мои вечерние занятия с телескопом. Я верил, очень верил, что Гру практиковала сначала как врач, а потом уже вплотную занялась политикой. Убежден даже, что лишь после такого рода знаний возможно серьезное отношение к делам Народа, истинное понимание обычного простого человека из толпы.