Юханнес Трап-Мейер - Смерть Анакреона

Ему нужно было время, чтобы опомниться, освоиться и разобраться в том новом, что нежданно-негаданно пришло и навсегда изменило его жизнь, заставило взглянуть на мир другими глазами. Он понял, что видел многое в ложном свете. Он пришел к выводу об относительности всего земного, что было особенно важно для него в моральном отношении. Он преодолел самоуничижение, свой комплекс неполноценности. Он встал равным возле нее.

Но здесь снова была неизвестность.

Почти сразу же он завел с ней разговор о двусмысленности ее ситуации. Так долго ведь не может продолжаться, она не может постоянно пребывать в роли любовницы. Приятного мало, к тому же положение постепенно станет явно невыносимым. Она отвечала, что теперь, когда их отношения свежие и будоражащие, глупо тратить время на всякие раздумья. Точно придет день, когда нужно будет что-то изменить в их жизни: «Ах, Вильгельм, пусть все будет так, как оно есть».

Он был благодарен ей за эти слова. Рад им. Да, он был достаточно честным человеком, чтобы, не таясь, объяснить все причины своей радости: во-первых, ему было приятно, что она теперь невольно привязывалась к нему, они проводили много времени вместе. Во-вторых, у него не хватало мужества оформить их отношения официально. Только подумаешь о родственниках, станет плохо! Развод, скандал и прочие связанные с этим неприятности. И он был благодарен ей, потому что она понимала его. Она согласилась, что семейный крах не принесет ничего утешительного.

Он, однако, не предполагал, не догадывался о самой глубочайшей причине ее понимания — о внутренней сумятице. О всеобъемлющем страхе, что отношение с пожилым мужчиной может оборваться, к тому же в любой момент.

Сам он находился под впечатлением произошедшего с Дагни. Не мог забыть охвативший его почти смертельный холод, когда он сидел подле нее, полагая, что она умерла. Поразительное раздвоение в чувствах. Ты сам сидишь здоровый, полный жизни, как будто в этом состоит твоя единственная задача, а перед тобой молодая женщина, которая устала настолько от той же самой жизни, что решила положить ей конец, вполне серьезно и осмысленно! Космическое пространство слишком велико для одной жизни, она беспомощно теряется в нем. Он думал и думал над этой проблемой… Как все в этом мире оказывается хрупким и ломким!

Кроме того, существовал еще один значительный, действительно важный момент, не дававший ему покоя, который он никак не мог преодолеть: в вопросе морали он не вполне доверительно относился к человеку, которого любил. Он не мог, к сожалению, закрыть глаза на явные недостатки, изъяны в ее характере. Неприятно, ужасно неприятно, что именно в любимом человеке он подметил отрицательное, темные черточки ее естества.

По этому поводу он размышлял беспрестанно. Может, он недостаточно свободомыслящий человек? Старомодный упрямец? Ведь вечер был какой удивительный, исполненный такого душевного порыва, что нельзя было не поверить ей. «Предпосылки верности» были в общем-то в порядке, как сказала Лалла. Когда он думал о том вечере, он оправдывал ее. Но по отдельным словам, невзначай брошенным грубым репликам, а их было не так уж и мало, он сумел заглянуть глубже в ее душу, усмотреть ее взгляд на эротическое. Не только этот вечер, в ее жизни было, несомненно, много других вечеров, он чувствовал, что они…

Глупо сравнивать Лаллу Кобру с Дагни. Дагни все эти дни была на редкость молчалива. Он нисколько не сомневался, что она чувственный человек. Он понимал ее страдания, мучившее ее одиночество. Общаться с ней было непросто, тут требовался особый подход. Ее внешняя холодность и необъяснимая подчас резкость не привлекали, наоборот, пугали, отталкивали, так что она брела по жизни одна-одинешенка. Потом она заболела. С годами развивалась ее меланхолия. Наконец, этот взрыв. Конечно, нельзя брать Дагни в качестве примера. Но все же… когда он видел перед собой ее тонкий изящный профиль, он думал о вечности… Чтобы завоевать Дагни, нужно постараться, нужно приложить усилия. Здесь необходим длительный пролог, длительный испытательный срок, если кто-то захотел бы…

И вот как раз теперь, в это трудное для него время, Лалла стала как-то бесцеремонно вести себя. Ему в голову не могло прийти, что она тем самым стремилась побороть в себе неуверенность. Ее необузданность была ему чужда и неприятна. Его чувства были чистыми, незапятнанными…

Он сделал одно интересное наблюдение над собой, которое помогло ему увидеть свою прошлую жизнь в ином свете, в перспективе.