Курт Воннегут-мл - Синяя Борода

Успех был полный. Меня обнимали все по очереди.

Ни разу еще мои гости не прощались со мной так страстно! Как правило, им нечего сказать.

Но эти даже кричали мне что-то, уже выйдя за порог, улыбаясь и кивая головами. Я спросил молодого человека из Госдепартамента, что они кричат, и он перевел: «Нет – войне, нет – войне».

20

Вернемся в прошлое.

Почему, когда Дэн Грегори сжег мою работу, я не поступил с ним так же, как он с Бескудниковым? Почему не вышел за дверь, посмеявшись над ним, и не нашел себе более достойное занятие? Начнем с того, что к тому времени я близко познакомился с миром коммерческого искусства и усвоил, что художников моего уровня – на пятачок пучок, и все они не сводят концы с концами.

Задумайтесь к тому же, чего я лишился бы: собственная комната, полный пансион, интересные поручения по всему городу и сколько угодно свободного времени, которое можно проводить с красавицей Мэрили.

Нужно быть круглым дураком, чтобы позволить чувству собственного достоинства встать на пути такого счастья!

* * *

Кстати, после смерти кухарки-гермафродита Сэм Ву, владелец прачечной, сам попросил о месте повара, и немедленно его получил. Готовил он превосходно, как незатейливую американскую еду, так и утонченные китайские кушанья, и к тому же продолжал служить Грегори моделью для зловещего преступного гения Фу Манчу.

* * *

Вернемся в настоящее.

Цирцея Берман сказала сегодня за обедом, что мне не мешало бы снова заняться живописью, раз это приносило мне когда-то столько радости.

Моя милая Эдит однажды предложила мне то же самое, и я ответил мадам Берман так же, как ответил тогда и ей: «Я устал не принимать себя всерьез».

Тогда она спросила, что в жизни профессионального художника нравилось мне больше всего – первая персональная выставка, крупные суммы за картины, принадлежность к художественному братству, похвала критика?

– Мы тогда много об этом говорили, – сказал я. – И сошлись на том, что если бы каждого из нас поместить в свою собственную ракету, набитую художественными материалами, и запустить в космос, всех в разные стороны, этого нам было бы вполне достаточно. Все, что привлекало нас в живописи – это возможность класть краску на холст.

Она ответила, что тоже могла бы удовольствоваться жизнью в космосе, при условии, что вместе с ней в ракете находилась бы законченная и выверенная рукопись ее очередной книги, а также представитель издательства.

– Не понял, – сказал я.

– Для меня момент экстаза наступает тогда, когда я получаю возможность отнести рукопись в издательство и заявить: «Прошу! Мое дело сделано, и я этот текст не желаю больше видеть», – сказала она.

* * *

Вернемся в прошлое.

Мэрили Кемп была не единственной узницей, изображавшей Нору из «Кукольного дома» – прежде чем та решила, что с нее хватит. Я был заточен вместе с ней. Только потом до меня дошло вот что: еще одним пленником был Фред Джонс. Да, он выглядел так достойно, так мужественно, почитал, казалось, за честь оказывать любые услуги великому художнику Дэну Грегори – но и он исполнял роль Норы.

Во время Первой Мировой у него обнаружился талант управлять тряскими воздушными змеями, вернее – летучими пулеметными гнездами. С тех пор жизнь его мало чем радовала, но когда он впервые взялся за рукоять управления самолетом, он, вероятно, почувствовал примерно то же, что чувствовал Терри Китчен, взявший в руки краскопульт. И еще раз он почувствовал себя так же, как Китчен, в тот момент, когда нажал на гашетку пулемета там, в голубых высотах, и увидел, как другой самолет выписал в воздухе огнем и дымом спираль, которая завершилась взрывом красок далеко внизу.

Такая неожиданная, чистая красота! И так легко достижимая!

Фред Джонс сказал мне однажды, что он в жизни не видел ничего прекраснее, чем дымные следы сбитых самолетов и аэростатов. И я теперь могу сравнить его восторг по поводу спиралей, полукругов и пятен в атмосфере с восторгом Джексона Поллока, наблюдающего за поведением капающей краски в момент ее соприкосновения с расстеленным холстом.

И то, и другое счастье – схожего происхождения!

С той лишь разницей, что в случае Поллока отсутствовал главный источник радости масс – человеческие жертвы.

* * *

Но я вот что хотел сказать про Фреда Джонса: в военно-воздушных силах он нашел себе дом, так же, как мой дом был в инженерных войсках.

А потом его из этого дома выкинули, по той же причине, что и меня: он где-то лишился глаза.