Джоан Дидион - Синие ночи

— А покажи, как ты попросил «не эту », — включалась в игру Кинтана, и мы радовались тому, как мудро мы поступили, решив ей обо всем рассказать. Сегодня далеко не все специалисты по усыновлению считают, что детям следует говорить о том, как их «выбрали», но в 1966-м правильность такого подхода никто не решался оспаривать. — Ну пожа-а-алуйста… Покажи, как ты попросил ту, которая с бантом.

И спустя какое-то время: «А покажи, как ты говорил по телефону с доктором Уотсоном». В рассказе Джона Блейк Уотсон успел приобрести мифический статус.

И потом: «А покажи, как ты заглянул к маме в душ».

Даже душ стал частью истории о том, как мы ее «выбирали».

3 марта 1966 года.

Вечером по дороге из больницы мы заехали в Беверли-Хиллз поделиться новостью с братом Джона Ником и его женой Ленни. Ленни сказала, что может сходить со мной утром в «Сакс» [23] Saks Fifth Avenue — сеть дорогих магазинов элитной дизайнерской моды. за детскими вещичками. Произнося это, она выуживала остатки льда из хрустального ведерка, чтобы добавить в коктейль. Коктейлями в нашей семье полагалось отмечать любое сколько-нибудь выдающееся событие. Да и невыдающееся тоже. Сейчас кажется — зачем было столько пить, — но в 1966-м этим вопросом никто не задавался. Лишь перечитав свои ранние рассказы, в которых один из героев непременно смешивает себе коктейль на первом этаже, насвистывая какой-нибудь шлягер (чаще всего про девушку из Уиннетки [24] Big noise blew in from Winnetka — шлягер Гила Родина и Боба Кросби на музыку Боба Хэггарта и Рэя Бодука, написанный в 1940 году. В шестидесятые получил вторую жизнь после исполнения Пегги Ли и Бетт Мидлер. ), я ужаснулась тому, как много мы пили и как легко к этому относились. Вручив мне бокал, Ленни отправилась с хрустальным ведерком на кухню за новой порцией льда. «В „Саксе“ распродажа, — бросила она через плечо. — Если потратить восемьдесят долларов, кроватку дадут бесплатно».

Я поставила бокал, даже не пригубив.

Мысль, что ребенку понадобится кроватка, не приходила мне в голову.

Как и мысль, что ребенку понадобятся «вещички».

Ту ночь и две последующие ночи девочка со жгучими черными волосами еще оставалась в родильном отделении больницы Св. Иоанна, но в каждую из этих ночей я просыпалась в холодном поту у себя дома в Португез-Бенд, вслушивалась в шум волн, разбивавшихся о прибрежные скалы, и гнала прочь разбудивший меня кошмар, в котором забывала о ней, клала запеленутый комочек в выдвижной ящик комода, а сама уезжала на ужин или в кино, не оставив комочку ни грамма еды, и комочек просыпался от голода — один, в выдвижном ящике, посреди пустого дома в Португез-Бенд.

Иными словами, это был сон про то, как я не справилась.

Как мне доверили дочь, а я ее не уберегла.

Воображая, как мы возьмем ребенка в семью или даже заведем собственного, мы в первую очередь думаем о «радостях материнства».

А не о том, что может пойти не так, от чего просыпаешься посреди ночи в ознобе.

Что, если я окажусь плохой матерью?

Что, если мой ребенок окажется неудачником?

Что, если мой ребенок не сумеет меня полюбить?

И еще страшнее, несравнимо страшнее, так страшно, что гонишь от себя эту мысль, но она все равно возникает, не может не возникнуть у меня, как и у всякого, кто хоть однажды ожидал прибавления в семействе: что, если я не сумею полюбить моего ребенка?

3 марта 1966 года.

Разговор о кроватке застал меня врасплох, потому что все произошло слишком быстро. Пока не заговорили о кроватке, все казалось легким, ни к чему не обязывающим, свободным, вполне в духе тех просторных кофт из джерси и цельнокроеных платьев из хлопка яркой расцветки от Лилли Пулитцер, которые все мы в тот год носили. Новогодние выходные 1966 года мы с Джоном провели в Кошачьей бухте острова Каталина на яхте Морти Холла. Морти Холл был мужем Дианы Линн. Диана была близкой подругой Ленни. В какой-то момент на яхте в те выходные (а учитывая цель и состав участников экспедиции, очевидно, в момент, когда мы потягивали, или собирались потягивать, или смешивали, или собирались смешать очередной коктейль) я пожаловалась Диане, что не могу забеременеть. Диана сказала, что мне надо поговорить с Блейком Уотсоном. У них с Морти четверо детей, и все роды принимал Блейк. Он же принял девочку, которую потом усыновили Ховард и Лу Эрскин — старые друзья Ника и Ленни (Ховард и Ник вместе заканчивали Уильямс-колледж); они тоже оказались в те выходные на яхте. Трудно сказать, что переключило нашу расслабленную болтовню на тему усыновлений: может, Эрскины, а может, моя жалоба на бесплодие, а может, изрядное количество выпитого. Диана, как оказалось, и сама выросла в чужой семье, что от нее тщательно скрывали, пока в двадцать один по каким-то финансовым соображениям не потребовалось поставить ее в известность. Приемные родители не нашли ничего лучше, как поручить открытие этой семейной тайны (впрочем, в ту пору в этом не было ничего необычного) агенту Дианы. Агент Дианы не нашла ничего лучше, как пригласить Диану на ланч (что тоже считалось в порядке вещей) в отель «Беверли-Хиллз», где и огорошила новостью. Диана смутно помнила, как с криком бежала куда-то через заросли бугенвиллей, высаженных вокруг бунгало.