Сергей Трахименок - По следам Таманцева

— Прототипам положительных героев?

— Нет, именно положительным героям. Поскольку реальных прототипов ни у Алёшина, ни у Таманцева, ни у Блинова не было. Это собирательные образы… Давайте пить чай.

Мы стали пить чай и говорить на темы, не связанные ни с кино, ни с литературой.

Настало время откланяться.

— А если, — сказал я, — у кого-то появится желание дать средства на фильм о человеке, который, будучи взрослым, играл в ваших героев, я могу надеяться на несколько фраз перед камерой?

— Нет, — отрезал Богомолов, — это для меня не представляет ни писательского, ни человеческого интереса.

Три попытки подобраться к железнодорожному полотну — три неудачи. Первый раз нам помешали немецкие секреты, второй раз диверсионная группа партизан, которые вышли на полотно раньше нас, третий раз мы напоролись на двойные фашистские секреты.

И если бы немцы не поторопились отрыть огонь, трудно сказать, чем бы для нас закончилась эта вылазка. Отстреливаясь, мы отошли. На наше счастье, никого не потеряли.

Стало ясно, что подходы к полотну в этом месте изучались нашими связными неважно. Но и претензий к ним быть не могло: против них играли профессионалы.

Время, отведённое на очередную операцию, подходило к концу. Но возвращаться на базу без результата было не в наших правилах. Что делать?

— А не использовать ли нам резервный вариант? — предложил Кашин.

У нас действительно был такой.

Связные отмечали постоянное движение двух машин из села Дохудаево через Смолзавод в деревню Радица, где немцы сооружали зенитную установку.

Детально обсудили план операции в хате одного из крестьян, где нам пришлось ждать наступления ночи.

— Принимается, — сказал Шаповал, подводя итог разговору.

— А сколько их там? — спросил вдруг Антонов.

— Подсчитаем в бою, — ответил Шаповал.

— Их не должно быть более двадцати, — заметил Кашин.

— Значит, будем рассчитывать на двадцать человек, — согласился Шаповал.

— А это не много на шестерых? — засомневался Антонов.

— Ну, какой же ты партизан, если не справишься с четырьмя фашистами, — полушутя-полусерьёзно говорит Миша. — На нашей стороне внезапность, напор, наконец, опыт…

— Всё это хорошо, — говорю я, понимая, что Шаповал раздосадован нашими неудачами. — И опыт за нас, и внезапность. Но мы всё-таки играем в самодеятельность, плохо знаем вооружённость противника…

— Да, тут ты прав, — говорит Миша. — Но я забыл сказать, что на эту самодеятельность к нам просятся двое партизан из отряда имени Суворова.

— Кто же это? — спросил Кашин.

— Комвзвода Бакулин и его постоянный спутник Хадосевич.

Сергея Бакулина мы хорошо знали, да и Хадосевича — тоже, пути наши пересекались много раз. Мы были осведомлены об их делах, они — о наших.

— Тогда это другое дело, — примирительно говорит Антонов.

— А чего они здесь? — спрашивает Львов.

— Пошли за разведданными в один из гарнизонов. Сегодня ночью будут возвращаться и зайдут к нам. Так что ночь отдыхаем, а на рассвете уйдём в лес.

— Где будем делать засаду? — спрашивает Кашин.

— Засаду сделаем между Смолзаводом и Радицей, в перелеске. Лес у дороги, где ходят машины, не вырублен. Поедем на двух упряжках, в каждые сани — пару лошадей, — говорит Шаповал.

— А если не пройдут лошади? Снег-то глубокий?

— Сориентируемся на месте…

Готовимся ко сну, уже проверили оружие, гранаты, всю нехитрую экипировку. В 23 часа стук в окно, и в хату вместе с облаком пара вваливаются «суворовцы»:

— Принимайте гостей! Да вы тут неплохо устроились, приятный запах борща, — говорит Бакулин. — Перекусить найдётся что-нибудь?

— Для хороших людей — ничего не жалко, — отвечает Антонов.

Сегодня он главный кашевар. Антонов расставляет на столе миски.

Пять часов тридцать минут — мы уже в санях. Едем, немного прохладно. Ребята сжались, не столько от холода, сколько от неизвестности.

Однако приехали мы напрасно, следов от машин нет. Надо возвращаться, но днём это делать нельзя: кругом немецкие гарнизоны, заметят — тогда операции уже не провести.

— Повторим заход, — говорит Миша, — а до вечера побудем в лесу.

— Костров не разводить… Сало не жарить, — подхватывает Кашин. Все улыбаются, поскольку знают — еды у нас нет. Уходим к лошадям. Греемся, прыгая вокруг саней или затевая борьбу друг с другом. К вечеру изрядно устаём, но благо — зимний день короток.

Возвращаемся на свою стоянку. Горячий ужин, провальный сон, подъём, и опять та же дорога. Всхрапывают лошади. Едем к магистрали.