Юрий Герт - Кто если не ты

Слова звучали торжественно, как удары медного колокола. Клим ничего не понял, он перечитал их еще раз, потом еще и еще...

Теперь он засыпал с «Хрестоматией» и просыпался, чувствуя щекой ее шершавую обложку. У него исчез интерес ко всему остальному. О нем говорили: «Со странностями». На уроках, неожиданно поднятый с места учителем, он отвечал невпопад. Он всех сторонился и пробовал выработать такую походку, в которой участвуют только ноги — все тело оставалось неподвижным, и ничто не мешало сосредоточенности.

Нет, он был не одинок. Он отлично знал: одиночество кончилось!

Какая компания: Фалес и Сократ, Демокрит и Лукреций! В его голове ни на минуту не замолкал диспут. Конечно, не во всем он мог разобраться, но это не мешало ему вместе с пламенным Гераклитом сокрушать ядовитого Зенона, кидаться в атаку на кислого скептика Юма и считать хитроумнейшего епископа Беркли своим личным врагом.

Кончилась война. Вместе с дядей и теткой Клим вернулся в родной город. Теперь у него появился надежный друг — Мишка Гольцман. Они вдвоем шатались по городу или уходили в степь — и Клим излагал ему веселую философию Эпикура или тужился объяснить, что такое «вещь в себе». И Мишка соглашался — сегодня с Эпикуром, завтра — с Кантом.

— Вообще-то правильно...— заключал он всякий раз, сбитый с толку.

Но наставления Клима возвращали его на путь истины.

Конечно, Клим был убежденным материалистом. Он вслух читал Мишке «Хрестоматию» с выдержками из Маркса, Энгельса, Ленина. Мысль этих титанов яркой кометой пронизывала тьму веков и устремлялась в грядущее.

Детские вопросы, одолевавшие когда-то его во дворике, заросшем виноградом, уступили место отточенным формулам.

В свои шестнадцать лет он не знал никаких сомнений.

Что такое жизнь? — Особая форма существования белковых тел.

Что такой история? — Борьба классов.

Какова цель жизни? — Освободить планету и сделать всех людей счастливыми.

Человек смертен, если он живет для себя, и бессмертен, если живет для человечества.

Ergo: надо сжаться в кулак, надо подавить в себе все мелкие, личные интересы и страстишки, надо жить тем главным, что важно для Истории. Как Маркс. Как Ленин. Как Сталин.

Разумеется, теперь он бесповоротно осудил своего отца: на баррикадах нет ни отцов, ни детей: есть свои и враги. Самая память об отце была перечеркнута черным крестом.

...Перебирая книги, Клим откладывал в сторону те, которые надо взять с собой. Тут были «Материализм и эмпириокритицизм», «Вопросы ленинизма», «Анти-Дюринг». Он долго стоял в нерешительности: как поступить с однотомником Карла Маркса? Портфель оказался уже набитым до предела. Клим присел на нижнюю полку шкафа, полистал книгу. На одной из страниц — среди «Переписки» — несколько слов было подчеркнуто синим карандашом. Он не любил этих пометок, но они встречались очень часто в книгах, которые теперь стали его книгами.

«Я смеюсь над так называемыми «практичными» людьми и их премудростью. Если хочешь быть скотом, можно, конечно, повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о своей собственной шкуре...»

Так писал Карл Маркс.

Клим усмехнулся. Цепочка тусклых теней — Николай Николаевич, Надежда Ивановна, Михеев, Лиля... Вот они, те, кто «повернулся спиной!» А секретарь райкома?.. Даже он их не понял...

А Маркс бы?..

О, Маркс!..

Знакомое чувство боевого восторга нахлынуло на него — так случалось всегда, когда он хотя бы мысленно беседовал с Четырьмя Титанами,— так он про себя их называл. Он вынул из портфеля яичный порошок и сахар, освобождая место для тома сочинений Маркса, и принялся заталкивать книгу.

Раздался стук.

Он открыл дверь.

Вошел Мишка.

Его лицо было перекошено. В глазах застрял крик.

— Что слу... — начал было Клим, но не успел кончить.

— Егора арестовали!..

12

Клим отупелым, бессмысленным взглядом уперся в Мишку:

— Как арестовали?

Едва переводя дух - он бежал всю дорогу — Мишка рассказал то немногое, что было ему известно: в семье у Егорова занимались какими-то темными делишками, вот и арестовали.

— И Егор?..

— А я почем знаю?

Мишка рассеянно нащупал позади себя стул и опустился на краешек, готовый немедленно, сорваться и куда-то мчаться, лететь, искать помощи!

А Клим еще никак не мог опомниться, не мог поверить, что наступила такая полная, такая страшная, такая позорная катастрофа. Ведь только сейчас он укладывал книги и раздумывал, как поступить с яичным порошком... И вдруг Егора... Сашку Егорова, их товарища, их друга, их соратника... Да нет же! Не может быть!.. Ошибка!..