Амин Маалуф - Самарканд

Его лицо последовательно выразило сожаление, бессилие что-либо изменить, желание ободрить меня. Я поблагодарил его и собирался уже выйти, когда он окликнул меня:

— И последнее. Вы вчера видели здесь у меня юную особу, которая как раз собиралась уходить. Вы с ней говорили?

— Нет, такой случай мне не представился.

— Это внучка шаха, принцесса Ширин. Если по какой-либо причине перед вами захлопнутся все двери, пошлите ей записку с напоминанием, что виделись у меня. Одно ее слово, и множества затруднений удастся избежать.

До Трапезунда я отправился по Черному морю на парусном судне. На море был штиль, часами приходилось созерцать один и тот же берег, одну и ту же скалу, тот же лес. Затишье было мне на руку ввиду предстоящей нелегкой задачи: заучить наизусть книгу персидско-французских диалогов, написанную г-ном Николя, переводчиком Хайяма. Ибо я дал себе слово обращаться к коренным жителям на их родном языке. Мне, конечно, было известно, что в Персии, как и в Турции, многие образованные люди, купцы и чиновники высокого уровня говорят по-французски. А кое-кто даже и по-английски. Однако если желаешь выйти за пределы караван-сараев и дипломатических миссий, намереваешься поездить по провинции или спуститься на дно общества, необходимо владеть персидским.

Брошенный мною самому себе вызов подстегивал меня и не позволял скучать, я развлекался, ища аналогии в разных языках. Отец, мать, брат, дочь — father, mother, brother, daughter — на персидском звучат как pedar, madar, baradar, dokhtar. Индо-европейская общность языков налицо. Бога мусульмане из Персии называют Khoda, что гораздо ближе к английскому God и немецкому Gott, чем Аллах. И все же влияние арабского на персидский гораздо значительнее, а осуществляется оно весьма любопытным образом: многие персидские слова могут быть по желанию заменены арабским эквивалентом. Вставлять в свои речи термины или целые фразы на арабском в определенных кругах вошло в моду, стало принимать форму некоего интеллектуального снобизма. Джамаледдин, к примеру, так и поступал.

За арабский я обещал себе приняться позднее, а пока мне хватало текстов г-на Николя, которые, помимо языковых, снабжали меня знаниями и иного рода. В книге были собраны диалоги такого содержания:

«— Что экспортируется из Персии?

— Шали Кирмана, жемчуг, бирюза, ковры, табак Шираза, шелк Мазандерана, пиявки и курительные трубки из вишневого дерева.

— Нужно ли брать с собой в путешествие по Персии повара?

— Да, в Персии и шагу не ступить без своего повара, своих постельных принадлежностей, своих ковров и слуг.

— Какие иностранные монеты имеют хождение в Персии?

— Царские империалы, карбованцы и голландские дукаты. Французские и английские монеты очень редки.

— Как зовут нынешнего правителя?

— Наср ад-Дин.

— Говорят, он прекрасный король.

— О да, он чрезвычайно благожелателен по отношению к иностранцам, великодушен, образован, знает историю, географию, рисует, говорит по-французски и прекрасно владеет восточными языками — арабским, турецким и персидским».

Добравшись до Трапезунда, я остановился в гостинице «Италия», единственной в городе. Можно даже сказать, что она была с удобствами, если пренебречь тучами мух, превращавших каждую трапезу в нечто, напоминающее физзарядку: бесконечное бессмысленное размахивание руками. Пришлось последовать примеру других постояльцев и за гроши нанять юношу, который отгонял от меня надоедливых насекомых. Самым трудным было убедить его не давить их у меня на глазах между тарелками с долмой и кебабом. Искушение было слишком сильным, и некоторое время спустя он забывался и вновь бил муху у меня под носом.

На четвертый день нашлось место на борту парохода, принадлежащего компании Морских перевозок, курсировавшего по маршруту Марсель — Константинополь — Трапезунд с заходом в Батум — русский порт на восточном побережье Черного моря. В Батуме я пересел на поезд Транскавказской железной дороги и добрался до Баку. Консул Персии оказал мне столь любезный прием, что я счел лишним передавать ему письмо Джамаледдина. Да и то правда, не лучше ли было оставаться и впредь анонимным путешественником и не будить подозрений? Однако меня заели угрызения совести: а что, если в письме содержится нечто, не относящееся ко мне? Словом, я решил вручить письмо по назначению.

— Возможно, у нас с вами есть общий друг, — загадочно начал я и вынул конверт.