Амин Маалуф - Самарканд

— Завтра я буду уже далеко отсюда.

— Ты вернулся, чтобы мстить? — недоверчиво бросил Омар.

— Отомстить за свою ничтожную персону я не стремлюсь. Моя цель — подорвать господство сельджуков.

Омар вгляделся в друга: вместо обычного черного тюрбана — белый, весь запорошен песком, в поношенном платье из грубой шерсти.

— Какая самоуверенность! Между тем я вижу перед собой гонимого, скрывающегося от всех человека, у которого, кроме узелка и тюрбана, ничего нет, и при этом ты желаешь помериться силами с империей, простирающейся от Дамаска до Герата, на весь Восток!

— Ты ведешь речь о том, что есть, я же — о том, что грядет. Вскоре империи сельджуков будет противостоять Новое учение, мощное, устрашающее, тонко организованное. Оно заставит вздрогнуть султана и визиря. Не так давно, когда мы с тобой появились на свет, Исфахан принадлежал персидской династии шиитского толка, которая диктовала свою волю халифу Багдада. Сегодня персы на службе у турков, а твой друг Низам Эль-Мульк — самый презренный из прихвостней. Можешь ли ты утверждать, что то, что было вчера, невозможно завтра?

— Времена изменились, Хасан, власть захватили сельджуки, персы побеждены. Одни, как Низам, ищут компромисса с победителями, другие, как я, уходят в тень.

— Есть и такие, что сражаются. Сегодня их лишь горстка, завтра будут миллионы, они превратятся в многочисленное, решительное, неодолимое войско. Я — апостол Нового учения, я побываю повсюду, убеждением и силой с помощью Всевышнего буду сражаться с разложившейся властью. Говорю это тебе, Омар, тебе, спасшему мне однажды жизнь: скоро мир станет свидетелем событий, смысл которых поймут немногие. Ты будешь из их числа, из числа тех, кто понимает, что происходит, что и кто сотрясает землю и чем это закончится.

— Яне хочу подвергать сомнению твои убеждения и твой пыл, но я помню, как ты оспаривал у Низама при дворе турецкого султана его благосклонность.

— Ты заблуждаешься, я не негодяй, каким ты меня воображаешь.

— Я ничего не воображаю, я лишь подмечаю противоречия.

— Это оттого, что ты не знаешь моего прошлого. Злиться на тебя за то, что ты судишь по внешним признакам, я не вправе, но ты иначе стал бы относиться ко мне, когда б я поведал тебе свое прошлое все как есть. Я ведь происхожу из традиционной шиитской семьи. Мне всегда внушали, что исмаилиты — еретики. До тех пор, пока я не повстречал одного миссионера, который, поговорив со мной довольно долгое время, не поколебал мою веру. Когда же из страха уступить ему я стал его избегать, я заболел. Да так серьезно, что уже решил: настал мой смертный час. Это был знак свыше, и я дал зарок: если останусь жив — приму исмаилизм. И сразу пошел на поправку. Домочадцы отказывались верить в столь быстрое выздоровление.

Разумеется, я сдержал слово, дал клятву и через два года получил первое задание: войти в доверие к Низам Эль-Мульку, чтобы защищать исмаилитских братьев, попавших в тяжелое положение. Так я оставил Рай и отправился в Исфахан. В караван-сарае Кашана, сидя один в комнатенке, я все ломал себе голову, как же мне попасть к великому визирю, как вдруг дверь открылась. И кто же вошел? Сам великий Хайям, которого небо послало мне на подмогу.

Омар был глубоко поражен рассказом Хасана.

— Надо же, а ведь Низам еще тогда поинтересовался, не исмаилит ли ты, а я ответил, что вряд ли!

— Ты не солгал. Ты не знал. А теперь знаешь. — Он помолчал: — Кажется, ты предложил мне утолить голод?

Омар открыл дверь, кликнул служанку и попросил принести несколько блюд.

— И все эти семь лет ты бродишь, переодевшись суфием?

— Побродил я немало. Покинув Исфахан, я бежал от агентов Низама, жаждавших моей смерти. Оторваться от них мне удалось в Куме, где меня спрятали друзья, затем я направился в Рай и там повстречал одного исмаилита, который посоветовал мне держать путь в Египет и поступить в школу миссионеров, которую он сам когда-то окончил. Я сделал крюк и через Азербайджан попал в Дамаск. До Каира я рассчитывал добраться обычным путем, но под Иерусалимом шло сражение между турками и обитателями Магриба, пришлось вернуться и идти в обход через Бейрут, Сайду, Тир и Акру, где мне посчастливилось сесть на корабль. В Александрии я удостоился такого приема, словно был эмиром высокого ранга, меня встречали миссионеры во главе с их верховным главой Абу-Даудом.

В это время вошла служанка и поставила на ковер несколько блюд. Хасан принялся усердно молиться, пока она не вышла.