Александра Созонова - ...Либо с мечтой о смерти

Не заметил, как вновь очутился на берегу. Девушки видно не было: отмахал километра два, не меньше, миновав пару бухточек и далеко уйдя за границу разрешенной территории.

Прозрачные щупальца волн коснулись ботинок — так близко придвинулся к ледяному дышащему простору. Студеные брызги впивались в лицо. Бакланы и чайки носились взад-вперед, и их резкие тела свистели так низко, что я невольно пригибал голову. Одна из чаек ринулась вниз с энергией и отчаянностью самоубийцы. Но не убилась, а, подхватив блестящую рыбину, унеслась с нею прочь, под взбаламученные небеса.

Волна гадливости схлынула неожиданно быстро и почти бесследно. Вспомнился символ из старой книжки по мифологии: кольцо из двух змеек, темной и светлой, кусающих друг друга за хвосты. Свет и тьма, добро и зло, логос и хаос, органично сцепленные друг с другом, неслиянно-нераздельные.

Даже если одного из пяти здешних клиентов профессор Майер переправит на тот свет в наиболее пригодном для этого состоянии духа — он делает благое дело. Даже если остальные четверо не успевают добрести до блаженства, либо теряют его от страха в момент перехода. Он делает благое дело, старина Майер, извлекая попутно баснословные прибыли и прожигая свою бренную оболочку на знойных роскошных пляжах.

Белая змейка, кусающая за хвост черную подружку.

Мне не жалко, профессор, наживайтесь вволю на моем здоровом сердце, на печенке, почках, семенниках и глазных яблоках. (Вот только мозг свой, отравленный тоской, не посоветую никому пересаживать — но, кажется, до этого медицина еще не дошла?) Мне не жалко. Если вы переведете меня на ту сторону легко и не больно, если поможете сбросить натерший холку груз бытия, если я научусь здесь думать о ней, проклятой и единственной, отстраненно, с высоты птичьего полета — хвала вам и почет. Я только рад буду, что сохранил для вас свою плотскую одежонку в приличном состоянии.

На шестой день работы на пилораме я серьезно повредил себе кисть руки. Пальцы, слава богу, не оторвало, но порез получился глубоким. По тому, как озаботил этот факт Лагга, я понял, что перспектива кормить и исцелять меня даром поставила его в тупик. Сжалившись над беднягой, предложил ему выход, вызвавшись поработать, покуда не заживет рука, уборщиком нежилых помещений.

Работа была не престижной и пыльной, зато занимала от силы четыре часа в день, предоставляя оставшееся время для столь полюбившихся мне прогулок. К тому же, странствуя с пылесосом и пушистой метелочкой, я совершил немало открытий. Скажем, побывал в «комнате вечности», о которой вскользь упомянул Трейфул, расписывая здешний рай.

В первый момент, переступив порог заветного помещения, испытал разочарование. Просторная зала в форме полусферы. В центре на четырех канатах, спускающихся с вогнутого потолка, висит прозрачная эллипсоидная капсула. И ничего больше. При чем тут вечность?

Но стоило в процессе борьбы с пылью рассмотреть залу повнимательней, пощелкать тумблерами переключателей на пульте у входа, как замысел прояснился. «Комната вечности» представляла собой нечто вроде планетария, но лампочки-звезды зажигались не только на потолке, но и на полу. В капсулу, очевидно, наливалась теплая вода или иная жидкость. Погруженный в нее человек, лишенный тяжести тела, в мерцании искусственных созвездий и галактик, должно быть, ощущал себя парящим в космической пустоте. Такое вот нехитрое приобщение к Абсолюту.

Еще меня заинтересовало помещение, над входом в которое сияло медью загадочное слово «Бхогу». Точнее, то был комплекс помещений, соединенных галереями и переходами. Их убранство заставляло вспомнить термы римских патрициев и опочивальни восточных владык: бассейн с изумрудной водой, фонтаны (днем, когда я убирался, они не работали, но, судя по кисловатому запаху, извергалась из них не вода, но шампанское), груды подушек на полу, ароматные свечи.

Вечером этого дня я не поленился зайти в библиотеку и отыскать в толстенной «Энциклопедии мистических терминов» слово «бхогу». В переводе с санскрита — наслаждение, чувственное удовольствие. Индусские тантристы называли этим словом путь духовного освобождения, основанный на вкушении всех радостей плотской жизни. Энциклопедия сообщала, что, «следуя по этому пути, человек постигает единство материального и духовного и осознает Божественное в себе самом». Понятно. Самый приятный путь к небесам. Можно себе представить, что вытворяют пациенты клиники среди парчовых подушек и винных фонтанов. (Дальше представлений мне, увы, пойти не суждено: «трудящиеся» обитатели Гипербореи отлучены от столь сильных методик — во всяком случае, мой психоаналитик не предлагал ничего подобного.)