Вольфганг Хильдесхаймер - Рассказы

Я купил билет и через несколько дней сел в знаменитый Восточный экспресс. Моим соседом по купе оказался пожилой господин, по виду — ученый. Он наверняка тоже ехал в Афины, хотя, скорее всего, не за тем, за чем я. Пока я прилаживал клетку с птицей, мирно дремавшей на своем шестке, в сетку на верхней полке и доставал из сумки томик Павсания, он следил за мной со все возрастающим интересом.

— Это сова, — удовлетворил я его молчаливое любопытство, не поднимая глаз от книги и ощущая полную свободу от каких бы то ни было сомнений.

— Это сыч, — возразил он.

— Ну сыч, — ответил я, наконец поднимая на него взгляд. — Так или иначе, это именно та птица, которая нужна мне для осуществления моего замысла.

— Не хотите же вы сказать, — осторожно спросил мой сосед, — что везете эту птицу в Афины?

— Это как раз мой замысел и есть.

Он рассмеялся. Вложив закладку в свою книгу, он закрыл ее и отложил, устраиваясь в своем углу поудобнее, как будто готовясь к очередному интересному диспуту.

— Мой юный друг! — начал он. — Вы невнимательно читали Аристофана или просто неверно его поняли!

Тут он сделал паузу, видимо, желая предоставить мне возможность выбора между этими двумя ошибками. Но я не стал выбирать, ибо ошибки тут не было никакой, и быстро ответил, предвосхищая поток его дальнейшего красноречия:

— Знаю, знаю. Поговорка «везти сову в Афины» служит символом бессмысленного поступка. С этим я согласен. Но тем не менее, как вы видите, я все же решил отвезти свою сову в Афины.

— Сыча, дорогой мой, сыча! — тут же отозвался ученый, причем, как мне показалось, злорадно, как если бы мое скромное желание нарушить древнюю поговорку — привезти в Афины сову или хотя бы сыча — было в его глазах тяжким преступлением.

Слегка взмахнув левой рукой, я небрежно выложил своего козырного туза:

— Символом богини Афины, как известно, был именно сыч. Если греческое слово glaukoopis оказалось позже переведено как «совоокий», то это всего лишь филологический нонсенс, над окончательным разъяснением которого я как раз сейчас работаю.

Возразить на это моему соседу было нечего.

Он и не возражал больше. Видимо, он действительно был филологом, и сознание собственной ошибки заставило его умолкнуть. Он снова взялся за свою книгу и с этого момента — мы как раз проезжали станцию Гросгесселоэ — делал вид, что сыча вообще не существует. Он не удостоил его больше ни единым словом, ни взглядом, за что, впрочем, я в свою очередь был ему благодарен, потому что птица делала кое-что, о чем сейчас, возможно, уже нет нужды вспоминать, однако, окажись на месте моего соседа иные пассажиры, это могло бы показаться им невежливым, если не сказать неприличным.

Теперь несколько полезных советов тем, кто, увлекшись моим примером, решится ему последовать: совы таможенной пошлиной не облагаются, поэтому любые попытки чиновников получить с вас деньги следует решительно пресекать. Облагаются клетки, но только если они новые, а клетка, в которой некоторое время успел пожить сыч, таковой уже считаться не может. Чаевые проводникам давать желательно. Поскольку команды проводников то и дело меняются, рассчитывать на понимание с их стороны не приходится: без знания языка и соответствующих жестов тех стран, через которые вы будете проезжать, объяснить им ситуацию вам вряд ли удастся. Вообще провоз сыча в Афины — дело, честно говоря, хлопотное; однако я был бы необъективен, если бы не сказал, что этих хлопот оно стоит. Тот, кто рассчитывает получить такое же удовольствие от аналогичных акций, попытавшись, к примеру, возить дрова в лес или воду в реку, будет, скорее всего, разочарован. Хлопот тут, конечно, меньше как в материальном смысле, так и в моральном, поэтому неудивительно, если две вышепоименованные акции покажутся кому-то привлекательными; однако это преимущество теряет свою ценность в сравнении с тем чувством глубокого удовлетворения, которое я ощутил, доведя свою акцию до конца.

Когда я вечером своего первого дня в Афинах с клеткой в руке поднялся на Акрополь, меня охватило ни с чем не сравнимое ощущение счастья. Это было деяние, не только не опровергавшее постулаты великих мыслителей и преобразователей прошлого, на что обычно бывают нацелены подобные эксперименты, но, напротив, их подтверждавшее. Я сам убедился, что возить сов в Афины — занятие действительно бессмысленное, но не потому, что их там и так хватает, ибо ни я, ни кто-либо из моих знакомых афинян никогда не видели ни одной. Нет: это бессмысленно, потому что совы там никому не нужны, как, впрочем, и у нас. Мое ощущение счастья легко сможет понять тот, кого, как и я, привлекают занятия, о которых заранее известно, что они ни к чему не приведут, а потому остаются чистой, ничем не омрачаемой самоцелью.