Кнут Фалдбаккен - E-18. Летние каникулы

— У меня есть ключи от дома, и время от времени я появляюсь тут, чтобы поприветствовать мамашу с директором, и дать им понять, что я еще жив, вот так-то…

Постепенно они приблизились друг к другу. Он пересек столп яркого солнечного света, проникавшего в комнату через верхнее окошко, который и разделял их. Она видела перед собой его зубы, завитки вокруг шеи, картинку на майке, его бедра, которые интенсивно двигались в такт музыке так быстро и пружинисто, что расстояние между ними все сокращалось и сокращалось, пока они не стали единой потной ритмичной машиной. Она вспомнила, как крепко обнимали ее эти руки там, в примерочной, ведь это было совсем недавно…

В ней поднялась теплая волна, ей захотелось продолжения, и как можно скорее. Она увидела, что времени уже без двадцати три и самое позднее через полчаса ей нужно ехать обратно в город, чтобы успеть к Анне. Но в самом отдаленном уголке своего сознания она понимала, что никуда не успеет, потому что не собирается уходить отсюда и успевать куда бы то ни было. Ее «занесло», она понимала это и сдалась: настоящая жизнь была только здесь, вместе с этим парнем по имени Томми, вместе с этой музыкой.

— Ну, а где они сейчас?

Он обнимал ее, но не очень крепко, чтобы они могли двигаться в такт музыке. Он умел хорошо танцевать, она поняла это сразу, как только увидела его руку, отстукивающую ритм по рулю в кабине грузовика. Он обнимал ее только слегка, но ведь вскоре его объятия могли стать крепче и потому она поспешила спросить, не придет ли кто-нибудь вдруг, не помешает ли им, не застигнут ли их врасплох. Ах, этот детский страх, что придут родители, который всегда, вечно, сидел в ней.

— Кто они? Ах, они ? Да они в Португалии. Надо уметь так, черт возьми, жить, чтобы иметь время и деньги, чтобы проводить лето в Алгаваре, Рождество на Канарских островах, а Пасху — на Мадейре. Тебе не жарко?

Она кивнула. Ее и впрямь прошиб пот, хотя, собственно, здесь было не так уж и жарко. Расстегнула три первые пуговички на блузке. Начала вытаскивать майку из его джинсов.

— А знаешь, что надумали эти старые канальи?

И вот блузка уже совсем расстегнута, его скомканная майка валяется на одеяле. Еще немного — и легче дышать, а потом обнаженные тела и движения. Ему стало жарко. Пот струился по углублению от ямки на шее до пупка. Она покачала головой, давая понять, что она не знает, что такое надумали старые канальи и какое это может иметь отношение к ним.

— Они купили лисий плед!

Она хмыкнула. Лисий плед, вот это да! Судя по его словам, это уж и впрямь — высший класс. Настоящая жизнь.

— Тебе приходилось когда-нибудь заниматься этим на лисьем пледе?

Скорее! Скорее! Она крепко обвила руками его плоский торс и ощутила, как его руки мнут ее тело сквозь грубую джинсовую материю, и уже это было так приятно. Все было приятно, потому что все происходило именно так, как и должно происходить.

Его рука нашла застежку на джинсах. Наконец! Она притянула его к себе, и вот они уже лежали на ковре, тяжело дыша, со стонами, звонкими жадными поцелуями. Музыка закончилась, и лисий плед был забыт. Здесь была только она: Алиса, Алиса, Алиса — и тот парень, который подвез ее на грузовике, накупил ей шмоток, угостил пивом и скоро сделает ее такой счастливой, такой счастливой, какой она еще не была никогда в жизни… если только будет не столь тороплив и еще немножко поласкает ее… сделает все так, как ей хочется…

— У тебя этого давно ни с кем не было?

— Сто лет.

Она тяжело переводила дыхание, пытаясь улыбнуться ему ртом, полным ворсинок от ковра.

— Тебе было хорошо?

Она крепко притянула его к себе и слизнула пот с шейной ямки, чтобы успокоить его. Нельзя сказать, что все прошло так уж хорошо. Не совсем идеально. Но ведь было хорошо оттого, что он спросил об этом, и она тут же обвилась вокруг него, чтобы выразить свою благодарность. Ее даже радовало, что все прошло не идеально, ведь, если бы был полный экстаз, ей было бы уже нечего ждать в дальнейшем. Он поднялся, оделся и стал расхаживать по этому просторному дому. А она ощутила новое волнующее чувство, оттого, что он где-то рядом. Неудовлетворенность еще крепче привязывала их друг к другу, тело жило в ожидании следующего раза. Им было так хорошо, близость была такой глубокой!

Казалось, блаженство длилось целую вечность, хотя прошло всего несколько минут. Они даже не успели как следует раздеться. Алиса успела снять только один сапог и вытащить ногу только из одной штанины, она была слишком возбуждена, чтобы стесняться этого. И теперь это выглядело просто глупо, неприлично и неудобно. Ну и черт с ним. Она стащила с себя остатки одежды и выпрямилась. В подобных обстоятельствах самое естественное — быть обнаженной. В таком интерьере ощущаешь себя высокой, гибкой, хорошо сложенной. Приглушенный свет скрывал бледность еще не загорелого тела, а также веснушки и родинки на коже, ведь в этой подлинной жизни имелось бесчисленное множество средств по уходу за телом. Имелись специальные кремы, масла, которые придавали телу ровный, насыщенный коричневый оттенок, хотя человек ни минуты не лежал на солнце, гимнастические программы, которые делали бедра плоскими, а груди, напротив, большими, торчащими. В этой настоящей жизни эти красивые люди имели возможность уделить час-другой, чтобы найти себе нужные кремы и умастить ими тело, заниматься йогой, выбрать нужную диету, подобрать себе одежду нужных оттенков, совершенно не заботясь о цене. Чтобы быть красивой, надо иметь для этого свободное время. Сейчас у нее как раз и было такое время, когда она лежала, раскинувшись на ковре, и со страхом ожидала потока мыслей, который должен был вот-вот нахлынуть на нее: мысли об Анне, о том, что она здесь чересчур задержалась, что она проболталась целый день, так ничего и не купив из еды…