Кнут Фалдбаккен - E-18. Летние каникулы

— Так ведь это же ты! Значит, сам здесь живешь.

— Да нет же. Ну, ты и глазастая. Здесь живет моя мать, я тебе уже говорил: она всегда имела пристрастие ко всяким важным персонам. Меня выставили отсюда четыре года назад. Так что директор фирмы и моя мамаша царствуют здесь одни.

Она взглянула в его лицо и по его смеху поняла, что он смутился, а сама она чувствовала себя все более и более уверенно. Прошла в другой конец комнаты, туда, где находились книжные полки и белого цвета телевизор, а также сервант со стеклянными фигурками. Все вокруг было такое легкое и светлое из стекла и хрома или натурального дерева, прямо как на фотографии в газете или журнале. Ей еще никогда не приходилось бывать в подобной гостиной. И она чувствовала себя здесь прямо как дома!

— Еще хочешь выпить? — спросил он. — Тут есть все, что душе угодно.

Как будто ей это и так не было ясно! Как будто она не догадывалась, что маленький шкафчик, вмонтированный в книжные секции, наверняка ломится от спиртного. Только дорогие сорта. Ведь все это было ей хорошо известно по газетам и журналам. Так должно было быть в той жизни, которой никто из ее близких и друзей не жил, но которую можно легко вообразить, в которую постепенно вживаешься, и она кажется реальней, подлинней, чем настоящая жизнь. Алиса прекрасно знала, что могла бы попросить шерри, сухое мартини, водку с тоником. Она может небрежно развалиться на диване, а он подойдет и поднесет ей бокал. Именно так бывает в той, настоящей жизни…

— Пожалуй, я выпью еще пива, — попросила она.

Он принес ей пива.

Она все никак не могла усидеть на одном месте, а прохаживалась медленно от стены к окну, с наслаждением ощущая гладкие кожаные подошвы новых сапог, которые скользили по огромному, раскинувшемуся по всему полу ковру. Роскошь уже успела стать для нее привычкой! Ведь каждый голливудский фильм, каждый ролик, рекламирующий шампунь, все эти печатающиеся в журнале любовные истории с продолжением, которыми она в течение многих лет насыщалась, подготовили ее к роскошной жизни. Эта жизнь всегда была где-то рядом с ее собственной жизнью, как зеркальное отражение ее собственной жизни, даже когда обыденность была совсем серой. И как только эта отдаленная перспектива грозила исчезнуть из-за одиночества, однообразия, ощущения бесприютности, она шла и покупала себе что-нибудь, шла на какую-нибудь соблазнительную распродажу, и вот снова жизнь, настоящая жизнь в счастье, благополучии и бесконечном комфорте, оказывалась где-то рядом. Она вновь как бы приближалась к ним, красивым и преуспевающим, у которых была насыщенная и вместе с тем спокойная и надежная жизнь, в которой нет огорчений и забот: молодые норвежцы, фотогеничные мужчины и женщины с отливающими солнечным светом волосами, с июньским взглядом и телами, как у настоящих спортсменов. В жизни она их обходила, хотя втайне и жаждала занять у них немного счастья, оказаться рядом с ними в своих мечтах о том самом настоящем подлинном существовании, которое было где-то совсем близко, стоило только протянуть руку.

И вот она, наконец, оказалась в этой реальности.

И сразу же ощутила себя как дома. В комнате, которая, казалось, сошла с картинки в последнем номере «Фемины». С бокалом в руке среди белого безоблачного дня. В обществе молодого человека, у которого темные вьющиеся волосы, приятная улыбка и такой плоский живот, что он мог бы рекламировать джинсы, а ее собственные джинсы так плотно облегали ее, что, казалось, трещали по швам с каждым сделанным ею шагом.

— Послушаем музыку?

Он подошел к проигрывателю высшего класса под пластмассовым куполом.

— Ну и знатная штука!

— Да брось ты это «знатная», «солидная». Из какой ты, собственно говоря, местности?

— Тебе это интересно? А ведь сам-то совсем ничего не рассказываешь о себе, например, почему ты можешь спокойно пользоваться этим домом, хотя говоришь, что он не твой?

Комната наполнилась музыкальным ритмом, доносящимся из скрытых стереоколонок. Ритмы «Битлз» мгновенно пронизывали, захватывали все тело.

— А что, собственно говоря, рассказывать?.. Я как-то связался с одним делом, а Директор взъелся и выставил меня.

— Неужто отец прямо так и выставил тебя?

— Он мне не отец. Он просто муж моей матери. Я ведь тебе уже говорил, она всегда была неравнодушна ко всяким шишкам…

Они стояли в метре друг от друга и покачивались в такт музыке, свет был мягкий и музыка была нежной, лирический репертуар «Битлов». Пока он говорил, ей вдруг показалось, что она уже видела это лицо в газете или журнале, хотя последовавшая ухмылка заставила ее забыть об этом. Но она почувствовала, как в ней поднялась волна нежности.