Юрий Поляков - Любовь в эпоху перемен

— Я не буду писать! — истерически воскликнул Сеня.

«А Карасика на договор надо перевести… — подумал вершитель судеб. — Ну вот, одного, считай, сократили…»

— Давайте я напишу! — предложила Телицына.

— Не надо. Закажите Гоше Засланскому. Слепит как надо. Только не забудьте спросить, сколько он хочет денег.

Телицыну тоже надо гнать: рассеянная и мечтательная до самозабвения. Однажды пришла на работу в пальто, накинутом на пеньюар: обдумывала новую статью. Но она мать-одиночка, к тому же беременна. Поговаривают, от Дормидошина. Бермудова тоже не тронь: у него тесть — хирург, делал Марине операцию, удалял женскую опухоль. Спас. Каждый раз, получив нагоняй за ошибку или невыполненное задание, он осведомляется о здоровье Марины Александровны. А с Расторопшиной у Гены было. В командировке они крепко поужинали с местным начальством, а утром, к взаимному недоумению, проснулись в одной постели. У нее, кстати, вокруг сосков растут черные волосинки. Большая редкость! У Каширской церебральный ребенок и муж в очередной депрессии. Печальный юморист Галантер — член Всемирного еврейского конгресса. Страшно подумать, что начнется, если его тронуть! Потнорук — просвещенный бандеровец, через него в «Мымру» идут деньги за сочувствие евромайдану. Недавно он под страшным секретом сообщил, что скоро в Киеве начнется большая буза и пойдут уже недетские суммы. Ампелонов — идейный гей, а «Мымра» как раз борется за права всех меньшинств. Началось это еще при Шабельском. Гена, воссев, пытался потихоньку свернуть тему, но позвонил Кошмарик и отругал, мол, сначала с пидорами покончите, а потом за евреев возьметесь!

— Отличный материал про внука, зарезавшего бабушку. Поздравляю, Феликс Игоревич! — Гена бросил лучик благосклонности на Ампелонова.

В своем счастливом голубом супружестве тот являлся как бы дамой, но писал на удивление жестко, даже грубо, по-мужски.

— Спасибо, — покраснел Ампелонов.

— Но концовочку подшлифуйте.

— Хорошо.

…И Бунтмана не уволишь: единственный человек в редакции, умеющий писать фельетоны. Лысый, как Брюс Уиллис, Гугенотов в прошлом году женился на практикантке, бросил семью и взял ипотеку. Если останется без зарплаты, квартиру отберут, и молодая жена сбежит. Она уже два раза не ночевала дома, о чем страдалец поведал всем, заодно выспрашивая, как удержать в постели юную супругу, оказавшуюся ненасытной, точно электромясорубка. Паровозова уже выгоняли за пьянство. Получив выходное пособие, он поил редакцию три дня, а потом повесился в туалете на канализационной трубе. Хорошо, коммуникации в «Салюте» старинные, гнилая чугунина лопнула, дерьмо хлынуло вниз, на китайский трикотаж, едва откупились. Пришлось восстановить бедолагу на работе, чтобы не удавился по-настоящему. Кстати, Гена был уверен: «Паровозов» — тоже псевдоним, взятый, как бывает, в дурной молодости, а потом намертво прилипший, вроде: Бермудова, Гугенотов, Надина, Помидорова… Ага, вот Помидорова-то и надо гнать. Ишь ты, цаца! Дедушка в Свирьстрое лютовал, а внучек по парижам разъезжает — борется с «долгим эхом ГУЛАГа». Но про деда-душегуба ни гу-гу. Гнать! Ну вот, двое уже есть. Достаточно, чтобы поговорить с Заходыркой и смягчить ссору. А у Паровозова, кстати, фамилия оказалась настоящая, родовая. Крепостной предок строил первую чугунку и, воротившись в деревню, с таким жаром рассказывал землякам о паровой телеге, которая сама по себе, шипя и свистя, едет по рельсам, что получил прозвище «Паровоз», а его потомки стали Паровозовыми. Надо бы турнуть и Дормидошина. Работает, как полупарализованный. Жена вышибла его из дому, узнав про шашни с Телицыной, однако время от времени валькирией налетает в редакцию, скандалит, грозит отрезать неверному уши и все остальное садовыми ножницами. Такой исход исключать нельзя: она, как-никак, цветовод-любитель, дипломант конкурса «Евророза».

— Геннадий Павлович, а в следующий номер вашу статью планировать? — спросил замответсека Фурин.

Он служил в «Мымре» с самого основания, был утомительно старомоден и предобморочно боязлив, обращался на «вы» даже к малахольному охраннику Жене, никогда не пользовался мобильником, к компьютеру не знал с какой стороны подойти, но именно на нем и держалась вся верстка.

— Какую еще статью? — похолодел Гена.

— В-вашу…

— Кто вам сказал?! — взревел Скорятин, метнув правым глазом молнию в Жору, а левым — в Сун Цзы Ло.

— Инна Викторовна, — бледнея, прошептал Фурин: больше всего на свете он боялся инсульта и пенсии.