Юрий Поляков - Любовь в эпоху перемен

— Загадка истории! — усмехнулся Колобков.

— Никакая не загадка, — объяснил Николай Иванович, сопя, — комиссарил тут свой, местный, — Сапронов. Когда народ разгулялся, приструнил, а потом сами утихли. Простые-то долго не озоруют, коль грамотные не подначивают.

— Ну, не так все просто, — возразил Илья. — Сапронова самого чуть не шлепнули. Но Сталин в обиду не дал, они вместе под Царицыном воевали. Наш чуть что не так — к нему. До самого Хрущева и руководил. Закончил директором краеведческого музея. Он, кстати, и раскопал детинец…

Экскурсовод указал на самый высокий городской холм. На вершине виднелся обломок стены, похожий на гнилой зуб с выеденной кариесом середкой.

— Считают, четырнадцатый век. Изяслав Тихий строил. Но фундамент гораздо древнее.

— Домонгольский? — со знанием уточнил Гена.

— Дорюриковский.

— А кто здесь был до Рюрика?

— Святогор. Город стоял на острове. Помнишь, «мимо острова Буяна, в царство славного Салтана…»

— А море где?

— Выпили, — буркнул водитель.

— Ха-ха! Не море, а Русский Океан. Схлынул. Остались только реки. Ока… Океан. Улавливаешь, откуда название?

— Улавливаю… — вздохнул Скорятин. — И еще осталась Клязьма. Называется так, потому что воды в ней, как в клизме.

— Прямо сейчас придумал?

— Угу.

В «Мымре» штабелями лежали трактаты о том, что Россия — родина динозавров, старец Ной доплывал до Котельнической набережной и пил там крепкий мед под москворецкую стерлядку с князем Русом, а княжата Чех и Лях бегали в лес к бортникам за добавкой, когда не хватило.

Спецкор отвернулся и стал смотреть в окно: они въезжали в Тихославль, точнее — в большое село, ставшее окраиной города. Машина пробиралась мимо рубленых изб и покосившихся сараев, огородов с распяленными пугалами, мимо прудиков с утками, колодезных срубов с цепями, намотанными на ворот, мимо цветущих яблонь и вишен. Вдруг среди деревенского захолустья поднималась новенькая типовая школа, сложенная из серых блоков, или возникала стекляшка с гордой вывеской «Универмаг». Да и люди на разъезженных улицах попадались разные: на завалинке сидела старуха в пуховом платке и плюшевом жакете, а мимо вышагивал городской гражданин в костюме, галстуке, с портфелем или даже с кейсом. И только смешная капроновая шляпа выдавала его сельское простодушие.

Колобков молотил что-то про Царьград на месте Нижнего Новгорода и Святоград на месте Тихославля, про послеледниковый Океан, доходивший до Тамбова, а Гена вспоминал вчерашний день. Выпив в вагоне-ресторане, он курил в грохочущем тамбуре и мечтал, что, вернувшись, войдет к Исидору, посмотрит ему в глаза и скажет, как любила говаривать бабушка Марфуша: «Владей, Фаддей, моей Маланьей!» Тот начнет отнекиваться, стыдить за густопсовую ревность, врать про остаточную дружбу между мужчиной и женщиной. Скорятин внимательно выслушает и молвит: «Эх ты, бычок коктебельский!» Даст «главнюку» в морду и уволится.

— Геннадий Павлович, — донесся из селектора голос Ольги. — К вам Инна Викторовна.

— Пусть подождет! Я занят…

— Инна Викторовна торопятся!

— А я говорю с Ниццей! — соврал он и покраснел от ненависти.

Скорятин мог уесть Заходырку одним способом — подержать в приемной. Но недолго. Боже, откуда они только взялись, все эти гоп-стоп-менеджеры? Завелись точно моль в гардеробе. Неведомое семя, занесенное на Землю с инопланетных джунглей, где каждая былинка готова впиться и высосать через копчик твой спинной мозг. Какой-то новый класс-паразит… Паразитариат. Узнать паразитария легко: одет-обут модно и дорого, в руках новейший айфон, без него никуда, как монах без четок. В кабинете, за креслом, висят дипломы и сертификаты об окончании чуть ли не Кембриджа, а то и золотая дощечка «Человек года» по версии Всемирной академии управления (ВАУ). Паразитарий знает все и не умеет ничего, может только контролировать финансовые потоки, что в переводе на обыкновенный язык означает: воровать заработанное другими. Но главный, отличительный признак: они никогда не признают своих ошибок, промахов, а то и просто глупостей.

Когда готовились к 50-летию «Мымры», решили выпустить памятный значок, заказали эскиз — золотой глобус в серебряных ладонях, перечислили аванс Монетному двору. Оттуда в недоумении позвонили Заходырке:

— Вы забыли указать процент.

— Десять! — твердо ответила она.

— А не маловато будет? — удивились чеканщики.