Жорж Сименон - Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

— Закажите мне, пожалуйста, чего-нибудь выпить.

У нее еще хватало сил мужественно улыбаться, поглядывая сквозь стекло поднятого бокала.

— Давайте чокнемся!

Оказавшись в артистической, где никого не было, она устало опустилась на табурет, стоявший у зеркала, и принялась разглядывать свое отражение сурово, без всякой жалости, ненавидя себя в эту минуту так же, как ненавидели ее другие.

Эта нелепая история с туфлей выбила ее из колеи сильнее, чем какая-нибудь подлинная драма. И будь у нее хотя бы пять тысяч франков, она бы тут же уехала.

Куда именно, она не знала. Прошло то время, когда она могла претендовать на место в парижских кабаре. Есть, правда, в Женеве одно кабаре — своеобразная мекка стриптиза, где она уже дважды побывала, но это самая настоящая фабрика. Их было пятнадцать каждый вечер, иногда больше, и они выступали, сменяя друг друга, как на конвейере, с номерами, строго рассчитанными по минутам.

Попробовать съездить в Ниццу? В Марсель?

Впрочем, к чему об этом думать, коль скоро ей не на что даже купить билет на поезд? У нее вообще никогда не было денег, тем более здесь, потому что, как только она получала хоть немного, то сразу же направлялась в казино, где, не имея средств купить билет в главный зал, где играли в рулетку или в железку, удовлетворялась более дешевыми вариантами азартных игр в большом холле.

Сколько бы она ни проигрывала, через неделю ее снова неудержимо тянуло туда. Селита как будто стремилась заставить судьбу, несмотря на ее упорное сопротивление, быть наконец к ней милостивой и позволить в конце концов выиграть.

Ожидая, что в один прекрасный день это произойдет, она оказалась в Канне как в ловушке, не имея возможности оттуда выбраться. С ней случалось такое уже не в первый раз. В свое время она испытывала нечто подобное в Анкаре, странном городе, столице, искусственно созданной прямо в пустыне Малой Азии.

Она решила, что ей выпала удача, когда одно агентство, расположенное у ворот Сен-Мартен, отправило ее туда, заключив с ней контракт сроком на шесть месяцев. И она еще не подозревала, что эти шесть месяцев превратятся в два года.

Кабаре было жалким, убогим. Вокруг зала находились ложи, которые могли быть при случае плотно занавешенными. Никогда в жизни ей не приходилось отпихивать столько рук. Каждый день она клялась, что начнет откладывать деньги на возвращение, но прошло два года, а она по-прежнему оставалась там, уже почти смирившись с мыслью, что никогда не уедет. Так, может быть, и произошло бы, если бы один бельгийский дипломат, возвращавшийся с семьей в Европу, не предложил ей сопровождать его детей в качестве гувернантки.

Не нужно только говорить моей жене, где я тебя встретил. Я представлю тебя как учительницу, которая хочет вернуться на родину.

Он, конечно, воспользовался ею во время путешествия и предложил остаться у них в Брюсселе, но, по правде говоря, особо на этом не настаивал, потому что, как бы ни было это удобно и практично, он не мог избавиться от постоянного страха, что жена обнаружит их связь.

Селита славилась своими зелеными глазами, которые, как поверхность моря, меняли цвет в зависимости от погоды; у нее были темно-рыжие волосы, не нуждающиеся в окраске; ей постоянно говорили, что ее заостренный нос и подбородок точно такие же, как у знаменитой писательницы Колетт в годы ее молодости, когда она создавала «Клодину в Париже».

Ее считали порочной. Вот только что разгулявшийся дантист спрашивал ее, говоря о номере, которого еще не видел:

— Возбуждает ли вас то, что вас показывают голой?

Он не знал, что она никогда не показывается голой на сцене. И вообще, если бы он смог вызвать их всех на откровенность, он бы с изумлением обнаружил, что в «Монико» меньше сексуальности, чем, например, на пляже, где Селита нередко видела женщин, а то и девушек, которые с порочной усладой выставляли свое тело на обозрение и, прижимаясь голым животом к теплому, почти живому песку, явно получали самое настоящее сексуальное удовольствие.

Возможно, то же самое произошло вчера с Мадо на сцене, если только она не разыгрывала комедию, в чем Селита не была уверена.

Остальные же почти не испытывали чувственного влечения к мужчинам… Мари-Лу, например, иногда увлекалась, но это были какие-то детские увлечения, как у маленькой девочки, и как она сама простодушно замечала, что это у нее для головы, а не для тела.

Наташа, с тех пор как она покинула мужа, могла преспокойно спать одна неделями или даже месяцами, а то, что случилось у нее с Эмилем, это не в счет. Просто забавное и неожиданное удовольствие, полученное как бы между делом, походя, подобно тому как во время путешествия вдруг возникает желание отведать незнакомое лакомство.