Жорж Сименон - Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

Его отсылали от одного бюро к другому. Он не имел достаточного опыта обращения в американские железнодорожные компании.

А тут еще полил сильный дождь, который стучал по тротуарам, заливал поля шляпы. Когда он опускал голову, вода лилась на пол.

Все это могло бы показаться смешным, но сейчас раздражало.

— Уже поздно заказывать места. Служащий мне посоветовал приехать на вокзал за полчаса до отхода поезда. Всегда есть такие пассажиры, которые бронируют места заранее, а в последний момент что-нибудь им мешает уехать.

— Ты так измучился, Франсуа.

Он посмотрел на нее внимательно, и ему почему-то показалось, что не только мысль о дочери повергла Кэй в такое подавленное настроение. Вероятно, она думает в первую очередь о них, о том, что им предстоит вскоре разлука.

Эта телеграмма на желтоватом клочке бумаги сыграла роль злого рока. Она появилась как бы в ответ на рассуждения Ложье и на те мысли, что весь вечер вертелись у него в голове.

Можно подумать, что нет другого выхода и сама судьба взялась расставить все на свои места.

Больше всего его смущало то, что он был уже почти готов принять ее приговор и покориться.

Его удручали внезапно охватившая вялость и почти полное отсутствие реакции.

Она укладывала чемодан и говорила ему:

— Я не знаю, как быть с деньгами. Когда Энрико пришел, банки были уже закрыты. Я могу поехать на другом поезде. Должен же быть днем.

— Нет, только вечером.

— Энрико хотел… Ты только не сердись! Ты знаешь, что в такой момент все это так мало значит! Он мне сказал, что, какая бы сумма мне ни понадобилась, достаточно позвонить ему ночью. Я не знаю, как быть?

— Тебе хватит четыреста долларов?

— Да, конечно. Только…

Они еще никогда не говорили о деньгах.

— Уверяю тебя, что меня это нисколько не стеснит.

— Может быть, я тебе оставлю бумагу, ну, я не знаю, такую, чтобы ты смог бы пойти завтра в банк и получить вместо меня.

— Еще будет время, когда вернешься.

Они не решались смотреть друг на друга. Будто что-то им мешало. Вслух они об этом не говорили. Могли ли они еще полностью поверить, что все это так и будет.

— Ты должна немного поспать, Кэй.

— Я вряд ли смогу заснуть.

Одна из глупых фраз, которые обычно говорят в подобных обстоятельствах.

— Ляг в кровать.

— Ты думаешь, есть смысл? Ведь уже почти два часа. Нужно будет уже в шесть часов выйти, ибо мы можем не поймать такси.

Она чуть было не сказала, по крайней мере ему так показалось: «Вот если бы был телефон…»

— Поэтому я должна встать в пять часов, понимаешь? Может быть, что-нибудь мне выпить?

Она легла, не раздеваясь. Он походил немного по комнате и тоже лег рядом с ней. Они не разговаривали и не закрывали глаза. Каждый пристально рассматривал потолок.

Никогда еще он не был таким грустным, никогда еще не чувствовал такого безысходного отчаяния. И это было отчаянье без слов, без точно сформулированной причины, подавленное, тяжелое состояние, которое было невозможно преодолеть.

Он прошептал:

— Ты вернешься?

Вместо ответа она поискала на одеяле его руку и плотно сжала ее, долго не отпуская.

— Я бы хотела умереть вместо нее.

— О смерти не может быть и речи. Замолчи.

Он подумал, что она, наверное, плачет, провел рукой по ее глазам, они были сухими.

— Ты останешься совсем один, Франсуа. Видишь ли, мне больно также из-за тебя. Завтра, когда ты вернешься с вокзала…

Внезапная мысль напугала ее, и она чуть приподнялась и стала разглядывать его, тараща глаза, пытаясь увидеть что-нибудь в темноте.

— Ведь ты поедешь со мной на вокзал? Нужно обязательно, чтобы ты поехал! Ты меня извини, что я прошу тебя, но я боюсь, что одна я не смогу. Я должна уехать, ты должен меня отправить, даже если…

Она спрятала голову в подушку, и они больше оба не двигались, замкнувшись каждый в свои мысли, ибо они оба начинали уже приучать себя к новому одиночеству.

Небо в пять утра было еще более темным, чем в полночь. Казалось, что на улице почти нет освещения и слышно было, как стучат капли дождя, который продолжался до рассвета.

— Пора вставать, Кэй.

— Да, да…

Он не поцеловал ее. Они не целовались и ночью, может быть, из-за Мишель, а может быть, из-за того, что боялись взрыва чувств.

— Оденься потеплее.

— У меня есть только мех.

— Надень хотя бы шерстяное платье.

Они пытались заглушить тоску банальными, простыми фразами типа:

— А ты знаешь, в поездах обычно очень тепло.

Она выпила кофе, но не смогла заставить себя поесть. Он помог ей захлопнуть переполненный чемодан. Она обвела взглядом комнату.