Жорж Сименон - Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

— Не правда ли, красивое платье?

— Да, очень.

— Я купила его на Пятьдесят второй улице. Знаешь, оно стоило очень дорого, во всяком случае для меня.

Она посмотрела на него умоляющим взглядом.

— А ты не против, если мы куда-нибудь сходим вместе? Я надену это платье, и ты принарядишься.

И вдруг, когда он меньше всего этого ожидал, да и она сама этого явно не ожидала, крупные слезы появились у нее в глазах, при этом даже улыбка еще не успела сойти с лица.

Она отвернула голову и сказала:

— Ты никогда меня не спрашивал, чем я занимаюсь.

Она так и стояла, в вечернем платье и в золотых туфлях на босу ногу.

— А сама я не решалась тебе рассказывать, потому что это было унизительно для меня. Я предпочла по-глупому позволить тебе черт знает что обо мне думать. Иногда я это делала нарочно.

— Нарочно делала что?

— Ты это прекрасно сам знаешь! Когда я познакомилась с Джесси, я работала в том же здании, что и она. Тогда мы и встретились. Мы обедали в одном и том же кафе, я тебе его покажу, оно находится на углу Мэдисон-авеню. Меня взяли на работу, чтобы делать переводы, так как я говорила на нескольких языках.

Но есть тут одно обстоятельство, ты его не знаешь, оно может показаться тебе смешным. Я тебе немного рассказывала о моей жизни с матерью. Когда она начала приобретать известность как пианистка и мы стали путешествовать, ибо она не хотела со мной разлучаться, я практически прекратила ходить в школу. Я училась понемногу в разных местах, в зависимости от того, где были гастроли. И должна тебе признаться, что почти ничему не научилась.

Только, пожалуйста, не смейся надо мной. Вот уж чего я никогда не смогла освоить — так это орфографию. Ларски мне часто говорил хладнокровным тоном, от чего я еще острее чувствовала унижение, что я пишу как горничная.

Теперь ты понимаешь? Расстегни, пожалуйста, мне платье. Сможешь?

На этот раз она подошла к нему сама и наклонилась, подставив свою худенькую спину бело-молочного цвета, которая виднелась в разрезе платья.

Когда он стал ее ласкать, она попросила:

— Нет, не сейчас, прошу тебя! Я хотела бы еще кое-что тебе рассказать.

Она осталась раздетой, только в трусиках и бюстгальтере. В таком виде она отправилась на поиски портсигара и зажигалки. Потом села на кровать, поджав под себя ноги и поставив поблизости пепельницу.

— Меня перевели на другую работу — рассылать циркулярные письма. Находилось это место в глубине помещения, в комнате без окон, без воздуха, где никогда мы не видели дневного света. Мы втроем рассылали эти письма. Две другие были настоящими скотинами. С ними невозможно было общаться. Меня они ужасно ненавидели. Мы носили халаты из сурового полотна из-за клея, который постоянно пачкал одежду. Я устраивалась так, что мой халат всегда был чистым. Тебе, наверное, скучно все это слушать. Но забавно, не правда ли?

— Вовсе нет.

— Ты просто так говоришь. Ну, пускай… Каждое утро я обнаруживала на моем халате новые пятна клея. Они пачкали и изнутри халат, чтобы я испортила платье. Однажды я даже подралась с одной из них, коренастой ирландкой с калмыцкой рожей. Она была сильнее меня и постаралась порвать мои совсем новые чулки.

И он произнес с глубокой нежностью и вместе с тем очень легко и просто:

— Моя бедная Кэй.

— Ты думаешь, я из себя разыгрывала супругу секретаря посольства? Совсем нет, клянусь. Если бы Джесси была здесь, она могла бы тебе сказать…

— Но я тебе верю, дорогая моя.

— Должна признаться, что у меня не хватило сил оставаться там. Из-за этих двух девок, как ты понимаешь. Я думала, что легко найду job [2] Работа ( англ. ). . Я три недели была без работы. И вот тогда-то Джесси и предложила мне поселиться у нее, потому что я больше не могла платить за свою комнату. Она жила в Бронксе, я тебе уже говорила. Дом там напоминал огромную унылую казарму с железными лестницами вдоль фасада из черного кирпича. Он весь сверху донизу пропитан почему-то запахом капусты. Несколько месяцев подряд мы жили с постоянным привкусом капусты во рту.

В конце концов я нашла работу в одном кинотеатре на Бродвее. Помнишь? Ты еще вчера говорил мне о кинотеатрах…

Глаза ее снова стали влажными.

— Я рассаживала людей на места в залах. Вроде бы это кажется не трудным делом, не так ли? Я знаю, что я не очень крепкая, поскольку вынуждена была два года провести в санатории. Но и другим не легче, чем мне. К вечеру от усталости у нас ломило поясницу. Ну а от непрерывного снования в толпе по нескольку часов подряд, от постоянного раздражающего грохота музыки, от невероятно усиленных звуков голосов, будто они исходят прямо от стен, голова шла кругом.