Константин Сазонов - Фома Верующий

Заявление я написал с вечера. Продумал все варианты разговора. Дымшиц был спокойный, хотя и авторитарный. Но не раз слышал, что он всегда записывает «перебежчиков», как он сам не раз говорил, в личные враги и начинает строить всевозможные козни. Так, в частную студию к фотографу Горшкову после увольнения из редакции нагрянул отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Проверили всю документацию, вытрепали нервы, сказали, что заявленные факты не подтвердились и были таковы. Сам Горшков подозревал, чьих рук это дело.

Уже в фойе я услышал голос Дымшица. «Где он?» «Где этот писака?»

— А, вот ты, ну идем ко мне в кабинет, голубчик. Как ты это объяснишь мне?

На столе у Дымшица лежала свежая «Местная хроника» с моей статьей на первой полосе. Неприятный холодок пробежал по спине и пронзила мысль «Вот это подстава. Но какая хитрая!».

— Ты бы мог прийти ко мне, поговорить. Мы бы могли рассмотреть вопрос об увеличении оклада. А ты в спину ударил. Ах ты, сучонок, я ж тебя с рук кормил, а мне с утра Сай-футдинов звонит и спрашивает, читал ли я «Хронику» и как я могу объяснить то, что на первой странице в свежем номере. Они, видите ли, завтракать изволили за утренней газетой и сразу же подавились. Моей зарплатой только он не поперхнется, не сомневайся.

Я собрался с духом, достал из своей сумки заявление и молча положил перед ним. После чего начал говорить.

— Иосиф Маркович, мне, право, очень стыдно, что так получилось. Но я вам отвечу честно, как есть. Эта статья — мое тестовое задание. Опубликовать — решение Сахарова. Моей вины тут нет. Это ваши личные с ним отношения. А решение мной уже принято. Я не останусь у вас, и вопрос не в сумме оклада, а в развитии, в опыте. Вы же не хуже меня понимаете, что «Ведомости», что бы вы ни говорили, совсем не конкурент «Местной хронике». Хотя бы потому, что наша газета — еженедельник, а тут — главное городское издание. Простите. Но я ухожу.

Дымшиц с гневной дрожью в руках поставил подписи:

— Печать у секретаря поставишь. И запомни. Будешь проситься назад — не возьму. Не забудь закрыть за собой дверь.

На новом месте все сложилось удачно. Строгий наставник молодежи Ирина Тимофеевна в первый же день в курилке попросила меня не «выкать» и звать ее просто Арина — потому, что это ее настоящее имя. В соседней комнате располагался отдел информации, которым заведовал меланхоличный и очень талантливый Виктор Измайлов, которого все называли «Из май лав». Была и своя старая гвардия еще советской закалки — Федорыч и Василич. Две противоположности. Федорыч курил крепкий вонючий табак, каждый день разочаровывался в жизни и рассказывал, как раньше они ночами писали письма от рабочих по случаю очередного съезда партии, как в редакции работал цензор, который с утра собирал со всех вклад в победу коммунизма, которая и торжествовала за столом в конце каждого рабочего дня. В столе у Федорыча всегда стоял наготове классический граненый стакан в серебряном подстаканнике, для вида в нем находилась старинная ложка с вензелями. Но все выдавал усохший мумифицированный огурец, забытый полкой ниже парой лет ранее. Теперь компанию Федорычу составлял только завхоз Иван Иваныч — бывший главный инженер дортреста, не усидевший на пенсии. Примерно раз в неделю обозначался повод, который появлялся в дверях в виде бывшего парторга Коломийца. Они спускались в подвал, где о былых временах напоминал кондовый круглый стол невиданных размеров. Появлялась бутылка, стакан и обязательно сало и лук на свежем номере газеты. Иван Иваныч с дивной фамилией Черноокий был самым настоящим крепким хозяйственником, кряжистый и крепкий, несмотря на мягкий фрикативный малороссийский говор, где особо певучей была буква «г». В довесок обладал вовсе не черным, но очень критическим оком.

— Вот я ему и говорю, живешь, как хер в лунке болтаешься. Ничего тебе не надо. А хоронить тебя будет Иван.

— Да хватит тебе уже, — перехватывал Федорыч. — Жизнь такая, что сам черт не то что ногу, башку сломает. Давай Иван Иваныч, за правильный, так сказать, идеологический настрой.

— О, еще один, идеолох выискался. Работать надо, Володя, работать, а не басни рассказывать. «Дорогой мой дедушка, Константин Макарыч». Тьфу. Тамарка, кстати, говорила, что по бартеру вместо зарплаты биогумус можно взять. Я, наверное, пятьдесят процентов выберу бартером энтим.

— А чего эт за диковина такая, биогумус, — недоверчиво через диоптрии на минус девять посмотрел Федорыч.