Всеволод Кочетов - Молодость с нами

Выслушав ее горячую речь, Павел Петрович сказал ей, чтобы она не спешила, чтобы хорошенько подумала, прежде чем подавать заявление об уходе из аспирантуры; спешка в таких делах вредна. Оля посмотрела на него с укором и ответила, что ей очень страшно слышать это от него, который полтора года назад говорил Варе Стрельцовой совсем другое. «Ты Варе что говорил? Ты говорил, что диссертация должна появляться на свет лишь в том случае, когда ей уж нет сил не появиться. Что она должна рождаться под напором новых фактов, новых мыслей и непременно должна оказать новое слово в науке. Будут у вас, Варенька, факты, будут мысли — будет и диссертация. Разве ты так ей не говорил? Говорил! А когда я поступала в аспирантуру, ты о своих взглядах на это дело умолчал, уступил маме, которая меня благословила, как она оказала, на путь служения науке. Почему ты молчал, папа? Я знаю, почему. Милая дочечка, — рассуждал ты, — рано ей бросаться в самостоятельную жизнь, пусть она еще побудет в школьницах, а там видно будет. Разве не так?» — «Не так, — ответил Павел Петрович. — Я думал, что ты увлечена историей и что мешать твоему увлечению не стоит. Это хорошо, когда человек избирает себе профессию по влечению сердца, а не по материальному расчету». — «Ты ушел от ответа, папа. Сознайся, что заботы обо мне ты полностью предоставил маме. И если, мол, мама благословляет дочечку на путь науки, то пусть так и будет. Все равно никакого научного деятеля из дочечки не получится, все равно она выйдет замуж. Ну вот пусть мама ее и опекает до этого самого замужества». Павел Петрович смущению поскреб затылок, поразглаживал шрамик над ухом. Ведь то, что говорила Оля, в общих чертах соответствовало истине. «Ладно, ладно, — ответил он, посмеиваясь. — Критиковать меня, пожалуйста, можно. Но думать все-таки тоже нужно. Я так легко высказывал свои соображения Варе потому, что сна сама не очень стремилась в аспирантуру. Ей хотелось поскорее на производство. А ты стремилась. А теперь тем более надо думать: ты уже целый год прозанималась, на тебя истрачено множество государственных средств». — «Ах, папа, зачем ты это говоришь!» Разве можно, чтобы судьба человека зависела от нескольких тысяч затраченных на него рублей.

Словом, Оля заявила, что пойдет в гороно и будет просить, чтобы ее послали преподавать историю в средней школе. При ее маленьком росте, при девчоночьих манерах она ведь была уже взрослой, и уже не все, что говорил отец, было для нее законом. Она имела свое мнение, свои стремления, и у нее складывались свои взгляды на жизнь. И нечему тут удивляться — родители ее начинали трудовой путь отнюдь не с науки, а с производства, с практики. Не только сын рабочего Павел Петрович Колосов — Елена Сергеевна, дочь ученого естествоиспытателя, и та, окончив среднюю школу, когда страна становилась на путь индустриализации, не стала подавать ни в какие институты, не вняла ни слезам своей матери, ни угрозам отца, что, дескать, пасти овец будешь или в прачках закончишь жизнь. Нет, она пошла на биржу труда, стояла там три недели в очереди, потому что в ту пору еще была безработица, и с великим трудом получила наряд в чернорабочие на завод, где работал слесарем Павел Петрович. Чернорабочей ей, правда, пришлось быть недолго. Узнав, что у нее среднее образование, ее поставили отметчицей… Лишь после трех лет работы на заводе Олина мать пошла в институт.

Все знают, всем известно, что подавляющее большинство людей того поколения, к которому принадлежали они, родители Оли, шли на командные посты в промышленность, в науку, на руководство партийными и советскими учреждениями, на руководство страной — через заводские цехи, через колхозные поля, затем через рабфаки, комвузы и лишь в зрелом возрасте преодолевали пороги институтов и академий. Не мамы с папами привели их к этому, а сама жизнь, и свое высшее образование они начинали с изучения жизни, живой действительности различных сторон человеческого общества.

Когда Павел Петрович возвратился к себе в кабинет от Серафимы Антоновны, Вера Михайловна сказала, чтобы он взял трубку, ему звонят из горкома.

— Товарищ Савватеев просит вас немедленно приехать к нему, — сказал в трубке строгий женский голос. — Пропуск будет спущен.

Когда Павел Петрович вошел в кабинет к секретарю горкома Савватееву, там сидел Мелентьев.

— Присаживайся, товарищ Колосов, — сказал Савватеев и через стол протянул руку Павлу Петровичу. — Вот ведь дело какое, — заговорил он после того, как Павел Петрович опустился в холодное кожаное кресло напротив Мелентьева. — Нехорошее дело-то, а? Не к лицу старым коммунистам заниматься бытовым разложением.