Валентин Гринер - И шаль с каймою

— Жди, вернется! За такие штуки надо… Знаешь…

Володя кивнул. Помолчали.

— У нас, в Кусинске, ему бы это не прошло, — сказал он. — У нас бабы друг за дружку — будь здоров! Женсовет соберут, мужика вызовут, а то силой притащат, и раскряжуют от комля до вершины… — Он хотел рассказать про снабженца Вальку Осинина, но дверь из тамбура распахнулась, и грузный пожилой человек в железнодорожной форме заглянул в служебное купе, весело спросил:

— Все в норме, Никифорова?

— А то как же!

— Готовь сведения Северограду. — Бригадир глянул на Сидельникова. — Кавалера себе завела? Гляди мне… любовь крутить на рабочем месте…

— Иди отдыхать, Сергеич, — дружески посоветовала Никифорова. Видимо, она была с бригадиром на короткой ноге по праву возраста и стажа работы на транспорте. — Укатал тебя ревизор, даже глаза побелели.

— Частично было, — сознался бригадир и пошел в свое купе, шумно сопя под тяжестью грузного тела.

— Я тоже пошел, — сказал Володя. — Может, вздремну часика полтора. Намотался сегодня…

— Чего там дремать-то осталось. Развесели лучше девку, — посоветовала проводница.

— Как зовут хоть ее? Знаешь?

— Лидой зовут. Открой бутылочку, вежливо пригласи за компанию выпить… Только не вздумай болтать, про что я тебе говорила. Она мне как ребенок открылась, а я, видишь, проболталась. — Проводница вдруг пристально посмотрела Сидельникову в глаза. — Но, вижу, парень ты ничего. Сколько людей прошло через мою жизнь на транспорте… Господи, миллионы! Мне бы теперь работать следователем по особо важным делам: мигом определю — кто про что думает. Честно! Пять минут поговорю с человеком — и он у меня просвечен рентгеном.

— Это хорошо, — вяло проговорил Володя. Ему вдруг стало грустно. Хмель проходил. Подумалось о жене, о сыне… Володя представил лицо Зины в минуту прощания, увидел ее на дежурстве в комнатке участковой санчасти, где пахнет хлоркой и разными лекарствами; увидел Генку, одиноко сидящего на диване перед телевизором… И захотелось домой. К черту бы эту командировку! Был бы сейчас дома, среди родных людей, и не выпил бы в ресторане, и ничего бы не знал об этой Лиде, от которой убежал молодой муж, и не было бы так муторно на душе от того, что много еще на земле всякого гадства, и от тебя так мало зависит, чтобы что-то поправить…

Он молча поднялся и пошел к себе в купе. С полпути вернулся, сказал проводнице:

— Мне ж доплатить надо. Бригадир пришел.

— Министры сочтутся, — махнула рукой проводница, — Ты ведь и не ехал тут, в ресторане сидел. А в ресторан из любого вагона пускают…

— Под штраф меня подведешь, мать.

— Шагай, — отмахнулась она.

В четвертом купе неярко горел плафон малого света. Соседка сидела спиной к двери, прикрыв ноги одеялом, и смотрела в непроглядную черноту за окном. Отраженное в стекле лицо показалось Володе красивым; длинные волосы в завитушках спадали на узкие плечи и покачивались в такт движению.

— Добрый вечер, — сказал он. Ему уже не хотелось почему-то разговаривать с этой женщиной, как хотелось еще полчаса назад. Он поставил на столик бутылку, положил рядом шоколадки, присел на свободную полку, где сиротливо стоял его чемоданчик.

Соседка испуганно глянула вначале на бутылку, потом на попутчика, нервно сказала:

— Это место занято. На него куплен билет. Если не верите, спросите у проводницы.

— Верю, — безразлично обронил Володя. — Но зачем одному человеку два места? И оба нижних к тому же…

— Мне так нравится. Иногда оплачивают целое купе, чтобы ехать в одиночестве. Понимаете?

— Что ж вы не купили остальные? — сказал Володя, поднимая и защелкивая верхнюю полку со своей стороны. — Для одиночества. — Он сел за столик, посмотрел на нее.

— Денег не хватило, потому и не купила. — Она обиженно скривила губы, повернув к Володе лицо, которое и в самом деле было очень красивым. Он не выдержал взгляда, начал бессмысленно вертеть на столе бутылку. — Вы будете пить? — проговорила она испуганно.

— Только вместе с вами, — заявил Володя, вдруг почувствовав, что в нем умирает минутной давности хандра, вновь уступая место доброму настроению.

— Спасибо. Я не пью.

— А я пью, — сказал он запальчиво, даже с некоторой бравадой.

— Это заметно, — грустно усмехнулась она.

— Под настроение пью… Случается такое настроение, что никак нельзя обойтись без внутреннего подогрева.

— И часто?

— Что?

— Часто подогреваетесь?

— Неужели я похож на пьяницу?