Гавриил Кунгуров - Оранжевое солнце

Цэнд кулаки сжал, бросился на жену: «Зарежу тебя, воровка! И хан за это похвалит!..» Перепуганная жена умирать собралась. Подходит к золотому кургану, слышит голос мальчика, который умнее всех на свете: «Цолмон обманщик! Обманщик! Не верьте ему!.. Не верьте ему!..» Цолмон и его лживые дружки разъярились, как быки: «Ты, неободранный козленок, умнее хана-повелителя? Да? Он тебя обдерет, из твоей кожи черный барабан сделает, чертей из юрты выгонять!..»

Повернули в сторону юрты Цолмона, вновь запели песню. Звонкий и язвительный голос мальчика оборвал их песню: «Обманщики, сами себя опозорите! Ложь — прогорклое масло, выльется наружу!.. Хан — слепой сурок: ложь принял за правду!..»

Дедушка умолк, выбивая трубку о кончик сапога, потом оглядел своих слушателей:

— Обманщики вскоре сами себя опозорили, ложь наружу вылилась...

Все закричали, позабыв о давно кипящем котле с варевом:

— Как мальчик доказал? Дорогой дедушка, расскажи!

А он вскочил со своего коврика да к котлу:

— Котел опрокинется, еда разольется... Ужинать, скорее ужинать!.. Смотрите, какая жирная баранина!

Все пододвинулись к котлу. Дулма разлила бараний бульон по чашкам. У каждого в руках жирный кусок!

Гомбо и Эрдэнэ ели, торопились, обжигая губы, даже Дулме и Доржу не терпелось, хотели и они знать, как обманщики сами себя опозорили?

Поужинали, попили чай, смотрят на дедушку просящими глазами, ждут. Он молчит. К этому привыкли, торопить его не надо. Поднялся, вышел из юрты, опять вошел, присел к очагу, закурил трубку. Все обрадовались, усы разглаживает, говорить будет. Дулма платок с ушей сбросила, чтобы не мешал ей слушать. Дедушка о сказке забыл, заговорил о другом:

— Завтра пораньше встаньте, будем перегонять скот за Желтый холм. Где ваши глаза? Почему не заботитесь: пастбища выбиты, скот худеет.

Дорж хотел отговорить перегонять скот, пастбища не выбиты, кормов много, но знал: никто не заставит отца отказаться от задуманного, такого не бывало. Терпеливо выслушали все советы и наставления: каждый понял, что ему делать завтра.

Дедушка доволен, и все услышали:

— Время спать, завтра встанем до солнца.

Первым вскочил Эрдэнэ, за ним бабушка Дулма, а сказка? Дедушка поставил чашку, Дулма наполнила ее чаем, выпил, погладил усы и бородку. Все ждут, уши навострили. Заговорил:

Мальчик, который умнее всех на свете, сидя на вершине золотого кургана, спросил дружков Цолмона, хорошо ли они разглядели богатые подарки кожаного мешка. Лжесвидетели руками замахали, орут на всю степь: «Хорошо видели! Своим глазам верим!..» Мальчик дал каждому кусок глины: «Вылепите точную форму сокровищ, если вы их так хорошо рассмотрели!»

Цэнд и Цолмон первыми принесли точные слепки форм, лжесвидетели явились мрачными под вечер. Точно вылепить ничего не смогли, сокровищ они не видели. Один дал слепок, похожий на конскую голову, второй — на баранью, третий под громкий хохот всех показал слепок-лепешку, похожую на коровий помет.

Узнал хан-повелитель, сорвался с трона, как подстреленный шакал, кликнул палачей Острые мечи, приказал схватить Цолмона и его лжесвидетелей и на глазах почтенных монголов укоротить рост каждого на одну голову...

Ночь накрыла степь тяжело и плотно. Клочок неба повис над верхним просветом юрты; через это плотное небесное одеяло глядело на землю множество глаз, они видели, что делалось в каждой юрте; то мигали многоцветными отблесками, то, уставившись, светили неподвижным белым огнем.

Эрдэнэ и Гомбо лежали на мужской половине юрты на одном кошмовом коврике, под одной бараньей шубой. Сон убежал от них. Кто же уснет, если узнает столь важное: завтра дедушка уезжает на Центральную усадьбу госхоза; его позвали на совещание передовых скотоводов, из города приедут большие начальники. Вернется через два дня. С ним уезжает и Дорж, ему пора возвращаться в город.

Чуть рассвело, бабушка разбудила внуков. Подниматься им не хотелось, задремали только под утро. Ели горячие лепешки, запивали чаем, густо заправленным молоком. Первым поднялся дедушка, за ним остальные. Вышли из юрты. Если имеешь глаза, красивое всегда тебя обрадует. Еще не поднялось солнце, а восточная сторона неба светилась; степь казалась черной, и все вокруг черное. Удивительное не там, где белеет молочная кромка неба; не смотри и в черноту степи, ничего не разглядишь, неожиданное рядом. Гомбо и Эрдэнэ переглянулись, у коновязи пять оседланных лошадей; какие не видно, все густо-темной масти. Подошли к коновязи. Дедушка сел на своего буланого жеребчика, Дорж — на гнедка, Дулма — на савраску. Гомбо и Эрдэнэ показалось, что под ними самые резвые скакуны — серые жеребчики. Никогда дедушка не разрешал на них ездить...