Федор Андрианов - Спроси свою совесть

В спальне скрипнула кровать, послышалось покашливание, а вслед затем громкий, сочный зевок.

«Да-а, — с невольным сочувствием подумал Владимир Кириллович, — несладко, должно быть, приходится этому Коле. Судя по всему, в доме верховодит она. А характер у неё, кажется, крутоват».

Взглядом он окинул комнату. На полу — ковровые дорожки. На стене тоже ковёр. Над столом — люстра с хрустальными подвесками, в углу на полированной тумбочке телевизор. Сервант дорогой, красного дерева, полон хрусталя и фарфора. Вся обстановка говорила о том, что хозяева живут в достатке.

«А почему бы и нет? — усмехнулся Владимир Кириллович. — Зарплата у машинистов неплохая, гораздо больше учительской. А в семье всего лишь трое.

— Коля, что ты там так долго копаешься? — голос Эльвиры Петровны был уже полон раздражения.

— Иду! — откликнулся заспанный бас, и из спальни вышел отец Курочкина. Он прищурился от яркого света и недовольно оглядел гостя. Владимир Кириллович в свою очередь окинул его быстрым взглядом и тут же отвел глаза в сторону. Всё же он успел рассмотреть тяжёлую, кряжистую фигуру старшего Курочкина, его узловатые рабочие руки, нелепо выглядывавшие из рукавов полосатой пижамы. И рукам, и плечам, и всему телу было явно тесно в этой пижаме.

„Да, не в отца сын пошёл“, — с сожалением подумал Владимир Кириллович, вспомнив худые Женькины руки и узкие плечи. — Впрочем, может, с годами окрепнет».

— Набедокурил, что ли, мой-то? — после взаимных приветствий спросил Курочкин, плотно усаживаясь на стул, который под ним жалобно скрипнул.

— Почему вы так думаете?

— Да уж если учитель на дом пришёл, значит, хорошего не жди.

— Нет, я просто пришёл познакомиться с домашними условиями своих учеников. И заодно поговорить кое о чём.

— Вот с этого и начинайте, — усмехнулся Курочкин. — Так о чём же будем беседовать?

— Хотелось бы узнать, чем занимается в свободное время ваш сын?

— А, это вы вон у неё спросите, — Курочкин кивнул головой на жену. — Это её обязанность. Мне некогда такими делами заниматься. Да и дома я бываю не так часто, всё больше в поездках.

— Чем занимается Женечка в свободное время? — затараторила Эльвира Петровна. — Ах, боже мой, чем может заниматься юноша в его возрасте? Ходит в кино, иногда в клуб, ну и, конечно, готовит уроки: читает, что-то там пишет, решает. Я, право, не вникала в подробности, да и проконтролировать у меня не всегда есть возможность.

— А помогает он вам чем-нибудь? — осторожно спросил Владимир Кириллович.

— Это в каком смысле? — не поняла Эльвира Петровна.

— В том смысле, делает ли он что-нибудь по хозяйству, — пояснил Владимир Кириллович, — убирает ли за собой комнату, какие домашние работы выполняет?

Эльвира Петровна оскорблённо вскинула голову.

— Что вы, что вы! Мы ничего не заставляем его делать, только учись хорошенько!

— И вы считаете такой метод воспитания правильным?

— Конечно, — удивлённо пожала плечами Эльвира Петровна. — Во всяком случае, никто никогда не скажет, что наш сын плохо воспитан!

— Простите, но я на этот счёт придерживаюсь несколько иного мнения.

— То есть?

— Видите ли, — осторожно подбирая слова, проговорил Владимир Кириллович, — мы с вами, вероятно, по-разному понимаем, что значит хорошо воспитан. Я считаю, что вежливость со старшими, употребление носового платка и соблюдение других правил приличия — это ещё не основные показатели хорошего воспитания, хотя, конечно, и они необходимы. Самое же главное, на мой взгляд, — это готовность к труду и более того — полезность обществу.

— Ну, знаете ли… — вспыхнула Эльвира Петровна и взглянула на мужа в поисках поддержки. Но тот молчал, а Владимир Кириллович продолжал:

— Простите меня за прямоту и некоторую, как вы считаете, вероятно, грубость. Но ведь это действительно так. Вот он сейчас кончает школу, скоро выйдет в самостоятельную жизнь, а какие у него трудовые навыки? Да он сам себе пуговицу пришить не сможет.

— О-о! — снисходительно улыбнулась Эльвира Петровна. Моему мальчику это совершенно не нужно. Он же способный, умница! И несомненно, он будет каким-нибудь выдающимся учёным!

Её снисходительный и высокомерный тон начал раздражать Владимира Кирилловича. Он вспомнил свой первый разговор с Женькой Курочкиным на уроке. Возвышенная душа! Это, конечно, из этого же источника. Выдающееся будущее! Нечего и удивляться, что мальчишка возомнил о себе чёрт знает что.

— А я всё же сомневаюсь, — твёрдо повторил он. — Способности у него, может, быть, и неплохие, но способности без трудолюбия — всё равно, что машина без мотора, хоть и красивая, но бесполезная! Не помню кто, кажется, Павлов, сказал: «Талант — это в первую очередь, труд, и ещё раз труд, а потом уже способности». История не знает ни одного учёного, который бы не был трудолюбив.