Федор Андрианов - Спроси свою совесть

— Последний год, — негромко заговорил Толька. — И хочется поскорее кончить, и как-то жалко становится. Вот как подумаю, что всё будет так же: и уроки, и собрания, и вечера, и тут вот кто-то будет пластинки вертеть, только без нас, так и хочется ещё хотя бы год побыть в школе. Хоть на второй год оставайся.

— В десятом классе на второй год не оставляют, — резонно возразил Иван.

— Да знаю я! — обиженно отмахнулся Толька. — Неужели ты меня не понимаешь?

— Понимаю, — тихо ответил Сергеев. — у меня, брат, тоже такое желание появлялось. Но мне труднее. Хоть бы скорее работать начать, матери помогать.

В дверь неожиданно застучали. Оба одновременно взглянули друг на друга. Толька втянул носом воздух — папиросным дымом вроде не пахло.

— Кто там?

— Мальчики, откройте! — донёсся из-за двери голос Лиды Нориной.

Едва Толька отпер дверь, она ворвалась в радиоузел, упала на стул, откинулась на спинку и бессильно свесила руки.

— Уф, жарко, я устала! Рыцари, подайте опахало!

— Увы, принцесса, в этом замке злой волшебник уничтожил все веера, — в тон ей ответил Толька.

— Тогда дуйте на меня с двух сторон в награду за прекрасную новость, которую я вам принесла. Ну, что же вы медлите? А-а, — зловеще протянула она, медленно поднимаясь со стула, — понимаю, рыцари здесь воскуряли табачный фимиам богине нарушителей порядка? Прекрасно! Есть материал для очередного номера «колючки»! Ладно, прощаю, — помедлив, покровительственно проговорила Лидка, — но при одном условии. Вы должны сказать: «Лида Норина — самая добрая и красивая девушка в мире».

— Так уж и в мире? — неуверенно произнес Толька. — Может быть, хватит в нашем городе?

— Нет, в мире! — топнула ногой Лидка. — Ну, быстрее!

— Лида Норина — самая добрая и красивая девушка в мире, — послушно скороговоркой пробормотал Толька.

Сергеев фыркнул. Лидка повернулась к нему:

— А вы, милостивый государь, что смеётесь? Впрочем, я знаю, что самой прекрасной девушкой в мире вы считаете другую особу.

И довольная тем, что вогнала Ивана в краску, заговорила другим тоном:

— Мальчики, есть гениальная идея: в воскресенье всем классом идти в кино на восьмичасовой. Приобретение билетов я беру на себя, благодарность можете выносить хоть в устном, хоть в письменном виде, а сейчас давайте по тридцать копеек на билеты!

Сергеев нахмурился. Идти с классом в кино ему, конечно, хотелось, но денег не было и не было ни малейшей надежды достать их.

— Я не пойду, — хмуро проговорил он.

— И это вместо благодарности! — наигранно возмущённо воскликнула Лидка. — По поручению одной небезызвестной особы, — хитро прищурилась она, — я его разыскиваю по всей школе, а он, видите ли, отказывается!

Сердце Ивана тревожно забилось. «Неужели ей Ира поручила пригласить меня? Нет, не может быть! А вдруг? Не об этом ли говорили они во время танца? Ах, если бы были деньги!» Но денег не было. Он вспомнил, как утром мать, тяжело вздыхая, пересчитывала оставшиеся рубли. До получки ещё дней пять, на хлеб еле-еле хватит. От лета у него оставались кое-какие сбережения — заработал на стройке, но сестрёнке купили валенки да топлива на зиму заготовили, вот и деньги все. Он беспомощно оглянулся на Тольку. Тот без слов понял всё. Порывшись в кармане, он вытащил рубль и протянул Лидке.

— Вот за нас двоих. Сдачи, как говорят в ресторане, не нужно.

— Чаевые не принимаю! — оскорблённо вздёрнула носик Лида. — Разочтёмся потом. Сбор у кинотеатра без пятнадцати восемь. Смотрите, не опаздывать!

— Я не приду! — всё так же хмуро заявил Иван.

— Ладно, ладно, — помахала рукой, выскакивая за дверь, Лида. — Не пропадать же билету!

Друзья снова остались вдвоём. Сергеев хмуро уставился в пол, а Толька, посвистывая, возился у проигрывателя, меняя пластинку.

— Иди возьми у неё деньги обратно, — проговорил, наконец, Иван, не поднимая на Тольку глаз.

— И не подумаю, — спокойно откликнулся тот. — И чего ты кочевряжишься? Хочется ведь идти вместе с классом? Или индивидуалистом, как Женька Курочкин, заделался? А о деньгах не беспокойся, они мне зря достались. Отремонтировал соседу приёмник, трансформатор перемотал, вот он и уплатил мне. Я отказывался, а он и слушать не хочет. Да брось ты из-за каких-то несчастных копеек переживать. Будут у тебя деньги — отдашь!

И он снова отвернулся к проигрывателю, считая разговор оконченным. Иван сосредоточенно молчал. Печальная мелодия, в которой слышались вой зимней вьюги и тоска одиночества, сознание собственной вины и безвозвратность прошедшего, заполнила комнату.