Как будто скинул с себя лет двадцать и снова стал мальчишкой, забравшимся в чужой сад за яблоками.
Наверно, только ради этого ощущения стоило бы воспользоваться щелью в заборе.
На миг Юрию кажется, что это озорное настроение — частица того неуловимого «что-то», которое он никак не может определить. Он даже останавливается, пораженный этой мыслью, и вспоминает свои собственные, так легко сорвавшиеся с губ слова: «Если оглядываться на
все «нельзя» — жить не стоит!»
И тут же он слышит голос Таи:
— Вы что-то забыли, Юрий Николаевич?
— Нет-нет! Идемте!
Они идут к заготовительному цеху, и Юрий вдруг понимает, что, не будь Таи, не полез бы он в эту дыру.
Ведь он давно видел ее и ни разу ею не пользовался...
В заготовительном цехе все готово к работе монтажников — подвезены балки, плиты. И только монтажников нет, хотя заявку на их работы Юрий дал еще в прошлый понедельник. Надо будет сегодня на утреннем совещании серьезно поговорить с прорабом «Стальмонтажа» Федоровым. Сколько же можно тянуть?
Юрий записывает на обложке блокнота: «Монтажники — на заготовительный», — и поворачивается к цеху спиной.
И снова тянется под ногами пыльная дорога к конторке участка, усеянная обрезками железа, болтами и синими спиральными металлическими стружками.
— Я вообще-то не могу бросить сына, — как можно спокойнее говорит Юрий. — Я могу отказаться от чего угодно и от кого угодно, только не от сына.
Тая молчит. И Юрий молчит. И боится, что сейчас она скажет что-нибудь такое, после чего разговаривать будет уже невозможно. Если только вообще она хочет сказать это — сейчас у нее самый подходящий момент. Она не может не понимать этого.
Но Тая ничего такого не говорит. Она еще немного идет молча и затем тихо произносит: — Мне кажется, я немного понимаю вас. Я почему- то вам очень верю. И теперь вижу, что вы вовсе не такой уж счастливчик, как многие тут про вас говорят.
— Спасибо... — еще тише произносит в ответ Юрий. — И еще мне нравится ваша прямота, — продолжает Тая.— Другие в таких случаях юлят и обещают то, чего не собираются делать... Ваша прямота, конечно, располагает к вам... Но ведь все равно это ничего не меняет, Юрий Николаевич...
— Это неважно... Сейчас неважно, — поправляется Юрий. — Время многое прояснит... Я хочу как-нибудь . приехать к вам в Куйбышев...
— Зачем?
— Просто, чтобы увидеть вас... Страшно даже подумать, что никогда больше вас не увижу. Тая улыбается.
— Так бывает только в книжках, Юрий Николаевич. — В книжках не все выдумано. Чтобы написать книгу, надо кое-что пережить. Тая пожимает плечами. — Что ж, приезжайте. Я буду рада вас увидеть. Только я вам ничего не могу обещать. Вы же понимаете...
Она поднимает на него свои зеленоватые глаза, и несколько секунд, замедлив шаг, Юрий глядит в них. В ее глазах все тот же вопрос. И еще сочувствие. И еще где-то глубоко спрятанная боль. Ее раньше не было, этой боли. Всего полчаса назад ее еще не было.
Затем они идут дальше по заводской дороге, усеянной обрезками железа, болтами и синими закрученными стружками.
— Мы еще сходим на чугунолитейный цех, — говорит Юрий. — Хорошо?
— Хорошо, Юрий Николаевич.
— А потом... Что вы собираетесь сегодня делать?
— Буду в конторке. Надо готовить материалы к отчету.— Вы... не уйдете, пока мы не простимся?
Тая растерянно улыбается.
— Нужно было бы... — Она снова поднимает голову и глядит ему прямо в глаза. — Но я не уйду.
— Спасибо.
Возле конторки участка Юрия уже ждут. Невысокий полный прораб Кулев и молодой всклокоченный мастер
Ромашов. Они сидят на скамейке и что-то подсчитывают.
Кулев — в блокноте, а Ромашов — коротенькой логарифмической линейкой, которая обычно торчит у него из кармана.
Увидев Юрия, они дружно поднимаются и идут к нему навстречу.
— Арматуру привезли, — говорит Кулев.
— Сколько? — спрашивает Юрий.
— Машину.
— Всего? А еще будет?
— Говорят, пока нет.
— Да-а...
Юрий достает из кармана пачку «Беломора», протягивает Ромашову, закуривает сам. Кулев не курит — у него сердце... Веселый, подвижной, все время на ногах, — а вот сердце...
Ромашов молод. Поэтому он не выдерживает первый.
— Что будем делать, Юрий? Кому брать эту машину?
Ведь не разгружали — стоит, ждет... Шофер нам чертей посылает.
— А как вы считаете, Тая? — говорит Юрий.— Кому нужно отдать эту машину? Сталелитейному или чугунолитейному?
— Может, поделить?
— Нет. — Юрий отрицательно качает головой. — Делить нечего. И так на один зуб.
Читать дальше