Гумер Баширов - Честь

В те времена так было: не посеешь хлебушка, ложись да помирай с чадами... Родные мои все перемерли, братьев на войну забрали. Пошла я по дворам. К соседям стукнулась, знакомых пыталась умолить.

Знали бы вы, как тяжко чужой порог переступать! Возьмешься за скобу, а уж тебя всю трясет, на глаза слезы наворачиваются. До чужого ли горя было людям? У всех полон дом ребят, лошадей на войну забрали...

День ходила, два ходила. Некому засеять мою землю. Уж было совсем руки опустились, да вдруг вспомнила про Сайфи. Хоть и дальний, думаю, да родственник Джихангиру, может, сжалится, пособит. Пошла к нему.

«Жать, говорю, помогу тебе, зимой хлеб молотить буду, засей, ради бога, мой клочок земли!»

У Сайфи были тогда два добрых коня да еще стригун. Состоятельный человек был, крепкий хозяин.

«Хи, — отвечает он мне, — не тревожь себя, Мэулихэ! С моими львами я твой клочок земли в два захода проглочу! Покажи только, где он. К послезавтраму все будет кончено».

Я тут и растаяла. Не перевелись еще, думаю, добрые люди на земле. Не всех еще сгреб проклятый Николай...

Тут лицо Мэулихэ посерело, в больших глазах запылал злой огонек.

— Да нет! Какое там!.. Не посеял он мне рожь ни завтра, ни послезавтра. Поводил еще неделю. Зато я ему тем временем вороха хлеба сжала да намолотила. Если б только то, сказала бы ладно, пусть подавится. Так ведь он, бывало, как напьется, от дверей не отходит. Ночи напролет свету не гасила. В обнимку с детьми на саке сижу, дрожу от страха.

Сумбюль не выдержала и спросила с изумлением:

— Мэулихэ-апа, а почему же ты не заявила кому-нибудь из руководителей, вроде нашей Айсылу-апа?

— Кому скажешь, детонька? Все тогда было в руках богатеев.

— А потом что?

— Помучилась еще года три, а там пришла Советская власть... Это я к тому, что вот такие, как Апипэ, не дорожат колхозом. А что бы мы стали делать теперь, если бы жили, как раньше, в одиночку? Мужья на войне... А нас не пугает думка, что земля останется незасеянной, что помрем с голоду. Не хватает лошадей — государство тракторы да комбайны шлет. Хлеб кончится дома — колхоз поддержит, не укажет поворот от ворот. Когда вместе, и тяжелая работа легкой кажется...

Чай у Мэулихэ действительно оказался очень вкусным. Нарспи тянула чашку за чашкой и так распарилась, что даже алый платок сняла с головы.

— Кажется, таять начинаю, — засмеялась Нарспи, вытирая круглое лицо фартуком и развязывая белый платок.

Молодежь уже принялась за работу, а Мэулихэ еще только вошла во вкус. Вдвоем с гостьей они пили чай и вели сердечную беседу. На лбу у гостьи уже блестели крупные капли пота, щеки разрумянились. Дошел черед и до последнего платка.

Нарспи была мастерицей рассказывать. Держа в пальцах блюдечко и дуя на него, она нанизывала слово за словом. Все узнала Мэулихэ — и как работают, и как живут в соседнем колхозе.

Под конец Нарспи, расчувствовавшись, спела чувашскую песенку:

На прощанье Нарспи опять пожала всем руки и сказала:

— Очень я хотела узнать, сколько у вас вышло пшеницы. Да ничего, вечером еще кто-нибудь наведается к вам.

Перед самым закатом на дороге показался мальчик.

— Идет! Фирдавес идет!

Загорелый до черноты мальчик, в одних трусиках и майке, направился прямо к знамени. Сумбюль подбежала к нему и преградила дорогу:

— Постой, ты куда идешь? Почему не говоришь ничего?

— А что мне говорить?

— Сколько пшеницы намолотили...

Мальчик взглянул на нее исподлобья и повернулся к Нэфисэ:

— Нэфисэ-апа, знамя велели у вас забрать. Завернете или так нести?

Девушки остолбенели от удивления. Нэфисэ даже побледнела. «Что случилось? Не путает ли мальчик?»

— Подожди-ка, братец... Что ты сказал?

— Я же говорю — велели знамя забрать... В канцелярии сказали... Пшеницы вашей не выходит сколько нужно. Вот и все.

Девушки растерянно молчали.

Сумбюль расплакалась:

— Апа, милая, зачем он так говорит? Зачем насмехается над нами?

Нэфисэ стояла, вертя в пальцах соломинку, и смотрела широко раскрытыми глазами то на знамя, то на хмурившегося Фирдавеса, пытаясь собраться с мыслями.

— Ты что-то путаешь, мальчик!.. — крикнула она. — Путаешь или с ума сошел! Как это не вышло?.. Кто тебе сказал?.. Кто тебя послал сюда?

— Сказал уже — из канцелярии. Сайфи-абы прислал с гумна записку. Там написано: «У Нэфисэ намолочено только восемьдесят пудов с гектара, знамя им дали по ошибке». Вот и послали меня за знаменем....