— Нэфисэ-апа, и я с тобой!
Вся бригада тревожно смотрела им вслед. А Хайдар, когда она проходила мимо него, ласково улыбнулся:
— Счастливого пути, Нэфисэ! Пусть пшеницы окажется больше, чем сама ожидаешь!
— Спасибо за доброе пожелание, товарищ лейтенант, — ответила Нэфисэ, обернувшись к нему, и побежала, схватив за руку Сумбюль.
Мэулихэ сидела под копной и обирала в подоле фартука колосья пшеницы. Увидев сына, она тревожно взглянула на него:
— Как бы ногу не натрудил, сынок. Далеко ведь очень! Не надо бы тебе пока ходить.
— Не беспокойся, мама! — Хайдар осторожно вытянул больную ногу и сел рядом с матерью. — Ведь я не пешком, Айсылу-апа подвезла. В деревне ни души, вот и потянуло в поле... Ребятишек хочется повидать... И тебя тоже.
Хайдар достал из зеленого мешочка, стоявшего перед матерью, горсть колосьев и стал их разглядывать.
— Мама, а почему машиной не молотите? Зачем мучиться с ними?
— И-и, глупенький, разве можно?
Мэулихэ вышелушила кончиками пальцев несколько зерен и, положив на ладонь, мягко погладила их. На ее лице появилось выражение какой-то таинственности и важности. Даже голос зазвучал по-особому:
— Разве можно путать эти колосья с другими! Мы их вдвоем с Нэфисэ со всего участка по штучке отбирали, ножницами стригли... Эти колосья — с самых толстых стеблей, самые большие, самые спелые. А теперь велит отбирать только снизу, где зерна покрупнее.
— Кто велит, агроном, что ли?
Мэулихэ недоуменно подняла на сына глаза:
— Да нет же, наша Нэфисэ. Она сама учит нас всему.
— Вот как, — протянул Хайдар, продолжая разглядывать колосья. — Ну, хорошо, вы отберете по зернышку, а дальше что будет?
— Эти зерна будем каждый год высевать отдельно, будем опять отбирать и еще чего-то делать. Так, говорит она, создадим новый сорт пшеницы. И, говорит, назовем его «Чулпан».
— Даже так? Интересно, очень интересно! Какие люди появились в «Чулпане»! Откуда же твоя Нэфисэ знает такие тонкости?
— Нэфисэ? — в голосе Мэулихэ послышалась обида. Не понравилось ей, что сын так неуважительно отозвался: «твоя Нэфисэ». — Нэфисэ все знает. Все! — заявила она решительно.
Хайдар улыбнулся и посмотрел в ту сторону, куда скрылась Нэфисэ. «Нэфисэ...»
В его памяти возник образ большеглазой девочки с перепачканными травяной зеленью руками. Тогда он еще был студентом.
Появление Гюльзэбэр прервало его мысли. Она уже измерила сжатый сегодня участок и теперь, усевшись рядом с Хайдаром, принялась за расчеты. Почесывая карандашиком брови, которые в последние дни вдруг почернели, вовсе не желая походить на светлые ее волосы, Гюльзэбэр вписала в тетрадку бесконечный ряд цифр и крикнула девушкам, складывавшим копны:
— Вы, девушки, — настоящие джинны! На вас работы не напасешься! Если в самом деле получите пшеницы, сколько обещали, ожидайте награды. Помяните мое слово! Давай, Хайдар-абы, запишем их имена покрасивее на красную доску...
— А не рановато ли?..
В это время показалась Сумбюль, а за ней Нэфисэ. Сумбюль махала руками, смеялась, кричала:
— Мэулихэ-апа, Карлыгач, суюнчи! [30] Суюнчи — награда за добрую весть.
Зэйнэп-апа, сто сорок пять пудов! И еще двенадцать килограммов!
Девушки зашумели и кинулись им навстречу. Даже Мэулихэ не стерпела: подвернув подол фартука, она с живостью, удивившей Хайдара, поспешила к Нэфисэ.
Перед уходом Гюльзэбэр объявила, что вечером на круглой поляне в лесу будет собрание.
— Приходите все как один!
Потом она шепнула Нэфисэ:
— Знаешь, что привезли из деревни?
— Видела самовар и посуду какую-то...
— Ну, это само собой. Значит, самого главного не видела. Два гуся — с овцу каждый! А еще под кустом... — она расхохоталась. — Угадай, что под кустом! Желтый-прежелтый, как воск; кровью своей знатен, силой джигитской славен; кажется холодным, а сам обжигает; кто попробует — тому речка глубока, тому Волга мелка, а море по колено!
Довольная своей загадкой, Гюльзэбэр расхохоталась пуще прежнего и, не дожидаясь ответа, подхватила Нэфисэ под руку и потащила к опушке леса.
Девушка стала неузнаваемой. Глаза ее искрились, в поступи была необыкновенная легкость. Нэфисэ догадалась — Гюльзэбэр полна, переполнена желанием нравиться. Казалось, у нее улыбались не только глаза, но даже цветок, приколотый к белоснежной блузке, даже локон, выбившийся из-под алой косынки. Нэфисэ всегда замечала, что Гюльзэбэр ревнует ее к Зиннату, и искренно тревожилась, как бы не осталась однокрылой эта ее любовь. Сейчас Нэфисэ обрадовалась от всего сердца.
Читать дальше