Гумер Баширов - Честь

На праздники к соседям наезжали из Аланбаша и татары, и русские, и чуваши. Впрочем, и чулпановцы не отставали от своих друзей. Сколько раз в избе главы «Интернационала» Григория Ивановича они под свою тальянку отплясывали со Степанами да Мифтахутдинами, с Акулинами да Нарспи то эпипэ, то барыню или распевали песни, будоража до утра весь Аланбаш!

К приходу Тимери все уже были в сборе. На аланбашских делегатах одежда была как напоказ: отличные шубы, перехваченные кушаками, новые кожаные сапоги. Хозяевам даже почудилось, что гости, постукивая длинными батожками, вышагивают по улице особо важно, как хорошие гусаки; и будто разговаривают свысока: знай, мол, наших!..

С присущей старикам дотошностью осматривали гости хозяйство «Чулпан», переворачивали, трясли, ощупывали всё. Многое пришлось им явно не по душе.

Глава делегации — круглобородый старик с тонкими, как соломинка, усами, в подпоясанной красным кушаком желтой дубленой шубе, засунув руку в сусек, захватил с самого дна горсть семенного овса. Шевеля тонкими усами, он долго нюхал его, пробовал зерно на зуб, пересчитал, прикинул, сжимая в руке, влажность семян, потом высказал свое мнение:

— Гм... Так! На пять зерен — одна соринка. И прелью вроде попахивает!.. Ну, конечно, наш «Интернационал» такими семенами давно уже не сеет. Хотя, не знаю, может, для вас они и пригодны...

Подвыпивший, как всегда, Сайфи хотел было извернуться:

— Эти семена мы думаем... немного того... прокрутить.

Но на лице старика не появилось и тени снисхождения:

— Скажи-ка прямо, что семена к севу не готовы...

Сайфи замялся и поспешил увести приезжих в сарай, где стояли машины и другой инвентарь. Но и там было неблагополучно. Нашлись неотремонтированные плуги, у хомутов не хватало гужей, у телег — оглоблей. Старик провел пальцами по усам и озабоченно покачал головой:

— Эге-ге! Неважны у вас дела, неважны...

Он повернулся к своему старому знакомцу Тимери:

— Что это с вами случилось, ровесник? Не помнится мне, чтобы у вас такое бывало прежде...

Тимери и без того не знал, куда деваться от стыда, а тут...

— Прежде?.. Ха! Что и говорить, «Чулпану» прежде, так сказать, краснеть не приходилось... Молодежь тогда была дома, ровесник!

Не понравился этот ответ гостю.

— Молодежь, молодежь! У нас зато много молодежи! Приходите, одолжим... Нельзя так, ровесник, нельзя. Не знаю уж, кто виноват: конь ли или оглобли — для нас это дело темное, — кольнул он и без того расстроенного соседа.

Не понравились аланбашцам и лошади.

— Вконец истощены! Эге... и чесоточные есть... Не пойму, как пахоту осилите, — искренне огорчался старик.

А Сайфи все еще не хотел сдаваться:

— Не осилят кони — коров запряжем. Мы по пять коров на бригаду к упряжи обучили.

Приезжие не на шутку заинтересовались этим:

— Надо будет и нам поразмыслить. Обязательно расскажем своим, как вернемся. Запрягите-ка одну коровку, поглядим, как оно получается!..

Но лучше бы не запрягали!

Все гурьбой направились к Бикбулату, свату Тимери. Сноха Бикбулата, ладная, крепкая, как дубовая колода, Юзлебикэ, бросая шуточки да прибауточки, вывела обученную ею корову.

— Ох, не привыкла моя дочка к смотринам, как бы не застеснялась чужих...

Она загнала корову в оглобли и только начала подтягивать гуж, как та, выпучив глазищи, брыкнула, рванулась и сбила с ног одного гостя. Говорят, если корова взбесится, так понесет пуще лошади. Действительно, «дочка» поломала оглобли, опрокинула телегу и, свалив плетень, поскакала по огородам.

Хорошо еще, у Хадичэ оказался копченый гусь, а в лавке нашлось кое-что целебное. Гостя полечили так, что пришлось его потом подсаживать в телегу, и был он при этом не так чтобы очень грустен.

На прощанье глава делегации сказал свое последнее слово:

— Обо всем, что видели, что узнали, расскажем без утайки у себя. Захотят ли с вами соревноваться или нет — дело ихнее. Но ежели ваш колхоз и дальше так покатится, не обессудьте...

Проводив делегатов, Тимери пошел домой посоветоваться еще раз со своей старухой.

Как же поступить?

С той поры как Айсылу просила Тимери стать председателем колхоза, он долго ломал голову и все не мог решиться. Иногда старику казалось, что есть в нем такая сила, которая поможет ему выдюжить, и даже становилось лестно, что ни к кому другому, а только к нему, Тимери, обратились в такое тяжкое время. Но тут перед ним вставали тощие лошади, разбитые плуги, поля, тянувшиеся от околицы до самого леса, поля, ожидавшие сева, и его вновь охватывали сомнения.