Гумер Баширов - Честь

Нэфисэ невольно взглянула на отца. Услышав, что Нэфисэ получит сто пятьдесят пудов пшеницы, Бикбулат засуетился, долго шарил по карманам, наконец вынул свою короткую трубку и сунул ее в рот. Острые его глаза уставились из-под лохматых бровей на дочь. Нэфисэ вспомнила свой вчерашний разговор с отцом и поежилась. Вчера он зашел к ней в комнату.

— На твою пшеницу избу поправим, а то она вовсе обветшала, — категорически заявил он. — И одежду надо тебе справить. Твоя судьба впереди, ты еще молодая. Не век тебе жить в отцовском доме...

Нэфисэ сказала, что не поднимется у нее рука продавать на базаре пшеницу в тяжелое военное время, что изба еще потерпит до конца войны. Старик весь потемнел.

— О себе, что ли, я хлопочу? Мне что? Мне хватит десяти аршин бязи на саван. А изба развалится, так на вашу голову! — глухо сказал он и вышел, хлопнув дверью.

Нэфисэ тяжело вздохнула. Кто знает, может быть, ей придется уйти и из отчего дома?.. Она передала знамя Айсылу, подошла ближе к столу и, волнуясь, поблагодарила собравшихся от имени своих товарищей за высокую оценку их труда.

— В дни, когда родина переживает огромное бедствие, нам не удалось защищать ее с оружием в руках, — сказала она твердо. — Но нас успокаивает мысль, что мы, даже находясь в глубоком тылу, помогаем фронту. Всю дополнительную оплату до последнего зернышка отдаю в фонд обороны — бойцам Сталинграда!

Последние ее слова утонули в гуле одобрительных возгласов и аплодисментов. Айсылу крепко пожала ей руку.

— Большое спасибо тебе, Нэфисэ! — сказала она. — Большое, большое спасибо!

Гул одобрения в зале усилился.

«Вот она — благодарность народа!» — радостно думала Нэфисэ. Взгляд ее внезапно упал на отца. Бикбулат сник, казалось — он весь скрылся под своей старой лохматой шапкой. Перед ней возник образ брата Сарьяна, и она с гордостью подумала, что он, наверное, порадовался бы сейчас вместе с ней.

Мэулихэ между тем и глазами и бровями усиленно делала какие-то знаки Хайдару, сидевшему как раз напротив нее. Хайдар не выдержал и рассмеялся.

— Право, мама, я ничего не могу посоветовать! — крикнул он ей. — Делай что хочешь!

Мэулихэ махнула на него рукой и, кашлянув, поднялась с места. Хотя она и встала довольно решительно, но слов у нее вдруг оказалось немного. Пробормотав с запинкой несколько фраз, она поспешила закончить:

— Ну вот... Как говорится, и у долгой и у короткой речи — смысл бывает один... Запиши-ка, Айсылу, в подарок от меня сто пудов!

Не успела Мэулихэ сесть на свое место, как на память ей пришли все те слова, которые она хотела сказать. И она, не обращая внимания даже на сына, который, перегнувшись через стол, хлопал ей и кричал что-то, поднялась опять и уже смело заговорила:

— ...А за все это — большое спасибо партии нашей!

Слова ее утонули в выкриках и аплодисментах. Мэулихэ выждала, пока наступит тишина, и добавила:

— И еще спасибо нашей Нэфисэ! Она приняла на себя всю тяжесть работы! А также спасибо Айсылу и Тимери-абзы — они все время помогали нам!..

Зэйнэпбану говорить было не о чем, поэтому она смирно сидела за столом, сложив на коленях большие руки, и слушала, как говорили другие. Сидела она смирно еще и потому, что надела сегодня свое новое густо-зеленое шелковое платье и боялась помять его.

Сначала очень хорошо выступила Нэфисэ. Зэйнэпбану вместе со всеми похлопала ей. Потом она шумно аплодировала Мэулихэ. После них вышла вперед Карлыгач и стала говорить не как другие, а стихами:

Чуть покачиваясь, глядя куда-то повыше двери, Карлыгач сказала много красивых слов. Откуда только берет она эти слова, и как у нее складно получается!

Зэйнэпбану слушала стихи Карлыгач, а сама незаметно шевелила под столом пальцами, подсчитывая, как распорядится она дополнительной оплатой, какие вещи приобретет для дома, что приготовит к свадьбе. «Сложить новую печь в бане — три пуда; пальто «самому» — не меньше пяти пудов; свалять обоим новые валенки — еще пуда три. Купить две овцы да уток... На это, пожалуй, уйдет пудов двенадцать. Вот тебе и наберется сразу пудов тридцать... А еще других расходов видимо-невидимо: платья там, белье, скатерти да полотенца... Ай-яй, погляди-ка на Нэфисэ и Мэулихэ! Похоже, закурлыкала у них пшеница журавлем! Как говорит мать: у тароватого добро не держится! Вот мать у Зэйнэпбану умеет хозяйничать. Только сегодня объявили дополнительную оплату, а она уже давно завязала мешки с долей Зэйнэпбану и крепко уселась на них».