— Не забудь, вечером литгруппа, — напоминает Кирилл. Он задумчиво смотрит вслед Елочке.
Следующую лекцию, по истории СССР, читает доктор наук Спасский. Он грузно разваливается на стуле, чешет мизинцем ухо и ведет речь о стрелецком бунте. Временами доктор достает из бумажника пожелтевшие блокнотные листы и цитирует летописца.
Кирилл завороженно следит за Спасским: уж очень интересно читает этот доктор наук. Я и сам не могу заниматься посторонним делом. Пробовал листать Лорку — ничего не вышло. Лишь временами удается бросить взгляд на Елочку. Она сидит к нам спиной. Она сердита.
Всегда заметно по затылку, сердится человек или нет. Если сердится, затылок точно каменный. Твердый на взгляд.
После лекций мы подходим к Елочке. Она слишком увлечена своей папкой бежевого цвета и нас не замечает. Она перекладывает в папке учебники и конспекты. Закрывает замок «молнию». Сосредоточенно морщит лоб. Тянет замок «молнию» в обратную сторону, словно распарывает папку, и вновь копается в ее недрах. Будто от этого зависит ее молодая и прекрасная жизнь. Разве заметишь в этакой .серьезной ситуации двух мужчин? Тех, что подошли и терпеливо ждут. Куда там! Тут не до мужчин...
— Хватит тебе. Хочется есть, — произносит Кирилл укоризненно.
— Я еще должна с вами обедать? — спрашивает Елочка обреченно и поднимает глаза.
Они печальны. Они говорят: что ж, терзайте меня, нежное, беззащитное создание.
Я ни слова, мои нервы начеку. А вот на лице Кирилла страдание.
— Идем, Елочка, ну, пожалуйста.
— Что ж, идем, — грустно кивает Елочка.
Мы молча шагаем. В середине Елочка, Кирилл и я по бокам. Ее конвой. Елочка прерывисто вздыхает. Кирилл кривит губы. Я единственный держу себя в руках. Это тянется до первой магазинной витрины.
— Туфли! — вскрикивает Елочка и вспархивает к витрине. — Ой! — Она указывает на красные остроносые туфельки.
— Очень милые туфельки, — льстиво подтверждает мой друг Севостьянов.
Но Елочку теперь не остановишь, на этом она не успокоится. Пропал наш обед.
— Юбка!
Юбка из толстой шерсти — мечта Елочки. Когда у нее будут свои деньги, она первым делом купит такую юбку. Это нам известно давно, тем не менее минут двадцать мы топчемся вокруг молодой дамы (дама судачит с продавщицей кваса) и обсуждаем ее юбку, толстую, волосатую, будто сшитую из войлока.
Мы передвигаемся с минимальной скоростью, на какую способен человек. Если пойти в обратную сторону, и то больше шансов попасть в столовую. Во всяком случае, можно выйти с противоположной стороны земного шара. Нас гложет червь голода, а мы дискутируем возле каждой витрины. Вернее, Елочка дискутирует сама с собой. Она решает проблемы, волнующие блондинок и брюнеток тысячелетиями. Мы только изнеможенно бормочем: «Да, да...» Нам бы вопить во все горло. Но Кирилл не решается протестовать. А для меня это лишний повод потренировать нервы. Раз уж он подвернулся, почему бы его не использовать?
3
В столовую мы в этот день все-таки попали. Заявились в самое неподходящее время — в часы «пик». Нас, пожалуй, только и не хватало. Мы оптимистично пристроились в хвост очереди, вьющейся между столиками. Нам уже не важно, будет ли обед. Дорог сам факт: чудо произошло — мы все-таки в столовой. Словом, тот случай, когда стремление, вытряхнув свою материальную суть, становится самоцелью. Упрощенно, то есть по-житейски, это звучит так: когда человек лишился всяких шансов поесть, для него уже важен сам принцип. Нет на свете более принципиальных людей, чем голодные.
Впрочем, нам повезло. В голове очереди мелькнула тщедушная фигура волосатого студента-медика Жукова, нашего приятеля. Мы ему обрадовались вдвойне. То, что он стоит у самой раздачи, — это уже вполне объяснимый повод для радости. Кроме того, каждый студент считает за благо обедать за одним столом с медиком Жуковым. И чем меньше у студента денег, тем выше это благо... Нет, Жуков не меценат. Я в жизни не встречал более нищего студента. Дело тут в другом. Мы сейчас начнем обедать, и непосвященным все станет ясно.
Жуков взял и на нашу долю. Расплатился я. У меня всегда водятся деньжата, и при этом я добрый, компанейский парень. Кирилл, тот может посоперничать с Жуковым. Я имею в виду безденежье. Он существует на одну стипендию. Летом он еще кое-как перебивается редиской. Зимой ему туго. Тем не менее нет на курсе студента, который не был бы ему должен. Я тоже частенько даю взаймы, и странно получается: мне отдают, а ему не возвращают. Словно его карман — общекурсовой котел.
Читать дальше