Эльмар Грин - Другой путь. Часть первая

Перехватив мой взгляд, женщина что-то быстро сказала этому человеку по-русски. Он остановился, обратил ко мне молодое загорелое лицо, а в следующий миг его круглая, коротко остриженная солдатская голова уже склонилась к моему изголовью. Быть может, он хотел что-то мне сказать. Но я не стал ждать его слов и заговорил первый, желая поскорее узнать про самое главное, что меня тревожило. Я спросил по-русски, имея в виду Рикхарда Муставаара:

— Он прошел?

И русский солдат ответил:

— Нет.

— А где он?

— Ушел обратно.

Больше мне пока не о чем было его спрашивать, да и трудно было. Голова и тело в разных местах отзывались на шевеление и разговор такой болью, словно меня перед этим пропустили сквозь молотилку. Я закрыл глаза. Он понял, что это означает, и вышел из комнаты.

Вот каким путем занесло меня к ним. Но нельзя сказать, чтобы это меня особенно порадовало. Сам я уже не видел в этом надобности. И без того намечалось у меня в жизни что-то большое и прочное в моей собственной родной стране, о чем давно пришла мне пора подумать как следует. Но череп мой на этот раз был слишком слаб, чтобы осилить груз подобных раздумий, и я опять не стал утруждать его ими, как не утруждал сорок пять лет.

Зато позднее моя умная голова поработала на славу, вызволяя меня из разных трудных положений, в какие мне здесь приходилось попадать. О, я знал, как надо обходиться с русскими. Обходиться с ними надо мягко и вежливо — и тогда легко можно прибрать их к рукам. Арви Сайтури не сумел найти для них достаточно мягкий язык и потому потерпел крах. Не тот путь он выбрал, пытаясь их завоевать. Меня следовало ему спросить. Я знал более верный способ завоевания России. Не с ножом в руке надо идти к русским, а с мягким, вежливым словом. И тогда их добрые сердца тают и покоряются. А я недаром заглядывал в старинный шведско-русско-финский разговорник. Оттуда я извлек столько русских вежливых слов и выражений, что мог сыпать ими направо и налево, не боясь оскудения их запаса: «Будьте добры, пожалуйста, не откажите в одолжении, сделайте любезность, примите мою к вам признательность, извините, разрешите, простите».

Что угодно можно сделать с русскими, если быть с ними помягче и повежливее. На все мягкое, ласковое и вежливое они всегда были податливы. И я в полной мере усвоил эту выгодную для меня истину. О, я очень ловко опутал тут их всех, начиная с той пограничной воинской части на севере Карелии, где меня за две недели поставили на ноги. Еще там я выдержал первый крупный разговор, во время которого меня спросили:

— Вы русский?

Я ответил:

— Нет.

— А кто?

— Финн.

— А почему язык знаете?

— Я жил в русском приюте.

— Вы всю жизнь прожили в Финляндии?

— Да.

— Но у вас есть метрика, оформленная на русском языке, из которой следует, что вы гражданин России, а не Финляндского княжества. Или вы не знали, что имели в свое время право поселиться в России?

— Знал.

— Так почему же вы им не воспользовались?

— Я теперь воспользуюсь, если не откажете мне доброту в любезности, пожалуйста, будьте в одолжении.

Так я им ответил, не успев, правда, как следует продумать свой ответ. Но промаха я, кажется, не дал, ответив так. Если бы я признался, что не имею никакой охоты поселяться в их стране, то они, пожалуй, тут же отправили бы меня обратно в Суоми. А я все же хотел попользоваться случаем и побыть у них заодно еще недельку, чтобы посмотреть, как тут у них и что. Поэтому я сказал в подкрепление своей русской метрики то, что сказал, хотя и не собирался придавать ей какое-то значение.

Они удивленно переглянулись, выслушав мои слова. Не знаю, что их удивило. Может быть, они не привыкли к проявлению такой тонкой вежливости? А может быть, я отпустил им слишком крупную порцию для первого раза и они не смогли ее одолеть? Кто их знает, какой долей вежливых слов можно их тут пронять. В детстве я не успел набраться в этом опыта, ибо получал от русских все нужное мне без применения вежливых слов. Зато теперь мне выпала эта забота. Но вежливые слова все же оказали свое действие. Сердца русских смягчились, и мне было сказано:

— Присядьте, пожалуйста.

Я присел, пожалуйста, и осмотрелся вокруг, пока они еще раз проверяли мои бумаги. Все они, эти русские военные, сидевшие передо мной в своем пограничном штабе, выглядели совсем еще молодыми, как я это заметил, глядя на них во все глаза. И хорошо, что они были такими молодыми. Это означало, что никто из них, сидевших здесь, не успел повоевать с нами. И, стало быть, никто из них не был тем Иваном, от которого не приходилось мне ждать милости, ибо его жена и ребенок погибли при содействии человека одного со мною племени. И, стало быть, никто из них не успел побывать в наших лагерях во время войны. Поэтому я мог надеяться, что их решение относительно меня не будет исходить из тех чувств, какие порождал наш лагерь.