— Вези! А мне не прикажешь. У меня свой начальник есть.
— Надо, чтобы и совесть своя была.
— Совесть! Х-ха! Совесть — это такой продукт: или пускай у всех будет, или совсем ее не надо.
— Она у всех есть, но в разной пропорции. У некоторых в микродолях, к сожалению.
— Ладно. Хватит мне зубы крутить! Женщины! Полезай наверх! Поехали домой!
Но женщины не полезли наверх. Они стояли на дороге и смотрели на него с укоризной. Человек с проседью сказал ему:
— Ты же смотрел документы. Неужели ничего не понял?
— А ну вас всех к…
Парень яростно хлопнул дверцей кабины и отвернулся от всех, закуривая папиросу. Человек с проседью сказал мне, застегивая на все пуговицы свой изрядно потертый пиджак:
— Едем, товарищ! Мы доставим вас в аэропорт. А оттуда через двадцать пять минут есть самолет на Ленинград.
Но я ответил, покачав головой:
— Нет, спасибо. Я лучше так… Я люблю пешком прогуляться.
Сказав это, я попробовал встать с места и уйти от них — тут же, так сказать, подкрепить свои слова действием. Но у меня ничего не получилось. Ноги не захотели подо мной выпрямиться, и я остался сидеть, как сидел. А они все стояли и смотрели на меня с дороги — взрослые и дети. И внимательнее всех смотрел полуседой сухощавый человек в потрепанном сером пиджаке и в коротких сапогах, залепленных землей. Из таких въедливых ко всему людей, наверно, и получаются у них парторги. Всмотревшись в меня сколько ему было нужно, он обернулся к остальным и сказал негромко:
— Все понятно, ребятки! Бумажник-то видели? Пустой. В деньгах все дело. Но разве он скажет? О, это такие люди — я знаю их. Сколько же стоит билет до Ленинграда? Кто знает?
Парень в майке ответил первый:
— Не знаю. В Москву летал, а в Ленинград не приходилось. Около ста, вероятно.
Человек с проседью проверил свои карманы:
— А у меня только сорок два рубля. Эка незадача!
Парень в майке сказал:
— И у меня тридцать найдется. Я сейчас!
И он побежал на картофельное поле, где их поджидали лошади, мирно поедавшие ботву. Парень в безрукавке крикнул ему вслед:
— И у меня в правом кармане возьми четвертак!
Пока парень в майке бегал туда и обратно, старшая из женщин тоже извлекла что-то из-под белого халата.
Принимая от них деньги, человек с проседью сказал весело:
Ермило парень грамотный,
Да некогда записывать,
Успей лишь сосчитать!
Потом он спросил:
— А у тебя как с деньгами, Степа?
Тот сверкнул на него свирепым взглядом и, раздавив сапогом окурок, сунул руку в кабину. Выхватив оттуда замусоленный пиджак, он не глядя вынул что-то из кармана и не глядя протянул человеку с проседью. Тот сказал весело:
— Все в порядке, ребятки! Хоть в Москву лети!
Но я к этому времени уже встал. Не сразу это мне далось. Три попытки пришлось мне сделать, прежде чем ноги выполнили мою волю. И, поднявшись на ноги, я сразу двинулся прочь от этих русских, что-то там ради меня затевавших. Не хотел я, чтобы они опять совершили относительно меня ошибку, как совершали ее много раз до этого в разных других местах своей беспредельной России. Не стоил я их заботы. Совсем другое было определено мне судьбой за мои грехи перед миром. И, помня об этом, я зашагал от них прочь к своей последней березе. Но худощавый полуседой человек закричал мне вслед:
— Куда же вы? Стойте! Ребята, держите его. Ведите сюда. С ними иначе нельзя. Они такие! Я знаю их.
Я услыхал за собой торопливые шаги и обернулся. Что надо было им от меня, этим неугомонным русским? Неужели им так трудно было оставить меня в покое? Не нуждался я в их заботе. Не хотел я ее, перкеле! Ну куда вас опять несет? Ну, выходи сюда все — сколько вас там! Выходи по десять на одну руку! Не испугался я вас!
Вышли двое, и каждый взял меня под одну руку. Я попытался вырваться, но не смог. Вежливо и настоятельно они вернули меня к дороге. А канавы я даже не коснулся ногами — так аккуратно они перенесли меня через нее прямо к машине. У машины полуседой человек опять внимательно всмотрелся в мое лицо из-под нахмуренных темных бровей и сказал:
— Ребятки, а нет ли у кого хлебца или чего другого перекусить?
Никто не отозвался на его вопрос. Тогда он покрутил головой туда-сюда и даже к детям заглянул в корзины с ягодами. И вдруг его осенило:
— А молоко-то! Дашенька, как бы это, а? Молочка бы немного — человеку подкрепиться.
Старшая женщина ответила:
— Можно бы, да ведь как? Прямо из подойника неудобно…
Тот согласился:
Читать дальше