Постепенно пройденные километры сделали свое дело, и я заснул. Так закончился первый день моего отпуска. Он, кажется, мало что мне принес. Но у меня осталось в запасе еще двадцать семь отпускных дней.
Утром я встал довольно поздно. Несмотря на это, ноги у меня побаливали. Пройденные накануне километры давали себя знать с непривычки. Никитична поджарила мне на сковородке три яйца, добавив к этому свежий хлеб, масло и чай с конфетами. Когда я поел и вышел на крыльцо, она сказала:
— К вам парторг вчера вечером приходил, интересовался, что за человек. Поговорить хотел, да пожалел будить. Уж так-то вы сладко спали. Он сейчас у бригадира в конторе. Просил зайти.
Я ничего на это не ответил, и она спросила:
— А от нас вы куда?
— В Заозерье.
— Большаком поедете или здесь?
И она указала на боковой проулок, откуда в поле уходила едва заметная травянистая дорога. Я спросил:
— А куда эта дорога идет?
Она ответила:
— Да в Заозерье же. Неказистая дорожка, малоезженая. Перемычка вроде между настоящими-то дорогами. Эдакое полупутье, ни то ни се. Но зато по ней восемь километров, а большаком все двенадцать наберутся.
— Восемь? До Заозерья?
— До Заозерья. А дале она и не идет. Я же говорю — недопуток…
— До свидания. Спасибо вам, пожалуйста.
И я зашагал по этой дороге в Заозерье, оставив ее на крыльце в полном удивлении. Выйдя в поле, я оглянулся. Она все еще стояла на том же месте, глядя мне вслед. Так сильно ее что-то удивило. Но потом она ушла в дом. А я продолжал шагать к своей женщине, уже не оглядываясь, довольный тем, что на этот раз меня отделяли от нее всего полтора часа. День опять предвиделся ясный, и это прибавляло мне бодрости, хотя боль в ногах не утихала.
Нагретые утренним солнцем поля уже отдавали теплому воздуху ночную росу, а заодно и все ароматы, выделяемые молодыми хлебами, травами и лепестками цветов. Я шел сквозь эти ароматы и думал о своей женщине. Так уж издавна повелось на свете, что всякое приятное благоухание обязательно сопровождается мыслями о женщине. Вот и я тоже шел и думал о ней, которую мне очень скоро предстояло увидеть. А по обе стороны от меня тянулись возделанные поля, полные хлеба, картофеля и льна.
Но скоро возделанные поля сменились невозделанными. То есть видно было, что они тоже тронуты рукой человека, но растения на них преобладали те, что обыкновенно прорастают на людских полях сами, если им дать волю. Это были сорняки, забившие наглухо ростки картофеля и кормовой свеклы, по рядам которых еще не проходил пропашной плуг. Они же засорили посевы ячменя, овса, и ржи, которые по этой причине еще не успели подняться и выпустить колос. Они опередили в росте хлебные стебли, подавляя их размерами и сочностью своих листьев. Задавив хлеба, они выползали из них высокими, жирными зарослями на межи, откуда далее вливались в пахучую компанию луговых трав, тоже густых и сочных, уже созревших для косы.
Только никто не косил эти травы. Я смотрел направо и налево, выискивая взглядом людей, которым непременно следовало тут быть, чтобы спасти, пока не поздно, эти хлеба и овощи от гибели. Но ни одной души не было видно на всем том пространстве полей, что охватывал мой глаз. Местами пахотные поля имели такой вид, как будто их не трогали плугом уже много лет. Они не только плотно заросли травами, но и кустарники успели поселиться на них вполне основательно, наступая дружной зеленой толпой со стороны ближайшего леса.
Я подумал было, что это совсем заброшенная земля, не имеющая хозяина, но скоро заметил одного человека среди кустарников. Озираясь по сторонам, он выкашивал там ручной косой траву и тут же запихивал ее в сыром виде в мешок. Завидев меня, он пригнулся и юркнул в кустарник. Нет, это не был, пожалуй, хозяин здешней земли. Хозяин едва ли станет воровать сам у себя траву. И осанка у этого человека была совсем не та, какая бывает у хозяина, имеющего под ногами собственную землю. Но мало ли какой вид мог у них принять хозяин. Судя по тем рассказам, что я слыхал в Ленинграде от своих товарищей по работе, хозяин у них порой даже не понимал, что он хозяин.
Раздумывая так насчет хозяина, я продолжал идти все дальше по этой дороге, едва намеченной тележными колесами через травянистые поля, и скоро увидел деревню. Она открылась мне за поворотом этого подобия дороги, позади мелколесья и кустарников. И там же я увидел наконец людей, занятых работой. Но работали они только на своих огородах, прилегавших вплотную к их домикам, довольно стареньким и ветхим с виду.
Читать дальше