Федор Кнорре - «Баклан»

Володька — это я. И я тут от радости повалился на пол, зажмурился, завизжал и задрыгал руками-ногами, а бабушка принялась приводить меня в чувство, как она это всегда делает, встряхивая и постукивая по затылку. В общем, разговор окончился так благополучно, как я и мечтать не смел.

Мы еле дождались, когда бабушка уйдет в магазин, и сейчас же начали отбирать необходимые вещи в поход. Мы решили предвидеть все случайности, которые могут подстерегать нас в пути: жару, холод, ночевки в пустынной местности без воды и топлива, нападение диких зверей, легкие землетрясения и небольшие наводнения. Все необходимое мы отбирали и складывали в кучу.

Когда бабушка вернулась с покупками, она осмотрела отложенные вещи и только спросила, почему мы забыли мебель. Мы возились до самого вечера, пока разобрали обратно подушки и одеяла, отыскали зубные щетки, мыло и чайник, чтоб можно было помыться, выпить чаю и лечь спать. Но все равно настроение у нас было самое веселое от ожидания похода.

Несколько дней мы с дедушкой делали тренировочные переходы по улицам и возвращались каждый раз усталые как черти, валились сразу рядом на диван и задирали вверх ноги, как делают опытные мастера пешей ходьбы.

Накануне выхода в поход мы весь день отдыхали, и легли спать в шесть часов вечера, и старались глубоко и ритмично дышать, но все время забывали, потому что начинали переговариваться насчет завтрашнего дня и от волнения не смогли заснуть до часу ночи.

Под мухомором еще никого не было видно, когда мы ранним утром промаршировали через двор с рюкзаками за спиной. Бабушка помахала нам с пятого этажа, и мы на первом автобусе проехали через весь город и у конечной остановки сели па лавочку и стали поджидать наших туристов. Они пришли из города пешком, издали крикнули нам «ура», потом все нас окружили и перездоровались за руку с дедушкой все до одного, хотя некоторые из них были в цеху новички и пришли на работу уже после ухода дедушки на пенсию. Но таких было мало. Самый главный тут был Кузьма. Он давным-давно, еще фезеушником, попал к дедушке в ученики и теперь работал вроде как на его месте, и вообще они были большие приятели. Но и другие относились с уважением к моему старичине, и мне за него было ужас до чего приятно. Дома он у нас, бедняга, никогда не считался на первом месте, хотя жили-то мы всего втроем.

Вика заиграл на губной гармошке торжественный марш. Он здорово играл на чем угодно, я его на заводском вечере слышал. Мы построились и двинулись по маршруту в первый переход. Дед наш был, как пишут, в центре внимания. Видно было, что все за него радуются, какой он молодец, рванул в поход вместе с молодыми. И настроение у всех было особенно хорошее из-за того, что они за него радовались. Я, конечно, тоже радовался. Мы с дедом дружим. Такого другого деда поискать. Ничего в нем нет такого нудного стариковского, какой-нибудь там жадности или чтоб ворчать, что в старину было лучше, вообще как у стариков проявляется, особенно в литературных произведениях…

Мы прошли немного вдоль шоссе, свернули в сторону и дальше двинулись через поля по компасу. Скоро мы увидели первое стадо коров, и Вика на ходу сыграл в их честь «Коровий вальс». Потом наш путь пошел по широкой просеке, среди леса, где стояли башни высокого напряжения, и там куковали кукушки.

Уже под вечер мы перешли вброд речку и стали ставить палатки и варить пищу на костре. Дед объявил, что определенно чувствует, что помолодел на десять лет, самое маленькое на восемь.

На другой день мы встретили зайца. Он подождал, пока мы не подошли к нему на несколько шагов, и тогда неторопливо отбежал в кусты, точно собачонка, которую согнали с места. Симпатичный толстый заяц.

Наверное, если бы мы тут остались подольше, он бы приручился и приходил бы в палатку за морковкой. Он всем понравился, и мы долго про него говорили.

Вечером дедушка почувствовал, что помолодел еще никак не меньше чем на пять лет, и похоже было, что так оно и есть.

На третий день мы пересекли шоссе и вышли к берегу моря, но увидели его только на одну минуту, потому что хлынул дождь. Мы все промокли, пока с криком и визгом ставили палатки. Стало темнеть, и идти дальше не было смысла, а после ливня остался дождь, не очень сильный, но упорный такой, точно зарядил навсегда.

Мы в палатках зажгли сухой спирт, согрели чай и консервы и поужинали, пригрелись, и Кузя зажег фонарик. Он светился сквозь мокрую палатку, и в других палатках нам завидовали. У них фонариков не было.