Евгений Белянкин - Садыя

Начальник пожарной команды на прощание шутил;

— Ну и тетя вахтер! Набрала номер и молчит. Ей дежурный — алло, алло… А она свое: Матрена я…

Приехала домой Садыя перед рассветом. Ребята, одетые и бледные, сидели за столом в строгом молчании.

— Я так переволновался, мам…

— Марат, а еще герой… Марш все спать! Никаких разговоров, спать!

Ребята молча и неохотно подчинились приказанию. Садыя разделась и только сейчас поняла, как напряжены все нервы. Сон был глубоким, но коротким.

Раннее утро; тетя Даша ходила на цыпочках.

Но Садыя уже встала.

— Не беспокойся, я сама… — И ласково обняла тетю Дашу. — Как я рада, что ты всегда с нами. Я так спокойна за ребят.

Ребята спали непробудным сном. Садыя прошла и, постояв над Маратом, поправила одеяло, подняла свисавшую с дивана руку.

Лето Марат отдыхал в Набережных Челнах, у родственников. Приехал загоревший под камским солнцем, округлившийся и повзрослевший. В первый же день по приезде пошел искать Борьку. За лето истосковались, накопили кучу ребячьих новостей и радостей.

— Я тебе должен одну штуку показать, — сказал Борька и потащил приятеля за собой. Дорогой ребята случайно увидели Аболонского и Ксеню. Спрятались, чтобы не повстречаться; выглядывали зверьками. У Марата сильно билось сердце. Ему так и хотелось крикнуть: «Ксеня, тетя Ксеня, почему ты нас забыла?» Но с тех пор как Ксеня перестала к ним ходить, он понял, что она чем-то плохая и чем-то принесла горе его матери, — и он стал ее чуждаться. Марат с интересом вслушивался. Обрывки разговора и упоминания о матери насторожили его. Горячечно возбужденная Ксеня и холодный, равнодушный Аболонский были в ссоре.

— Бадыгова, если ей не подрежут крылья, живьем съест все живое. Неужели ты не видишь наступательные позиции совнархоза?

— Я никуда не поеду… — горячо отрезала Ксеня.

— Ты должна понять… — В лице Аболонского брезгливая холодность. — Не только ради геологии, но нашего общего. Брось старое. Ты должна быть со мной. Навсегда и всюду. Не везде и не всюду такая никчемность, как здесь. Старые друзья меня не подведут и не забудут. Старые друзья лучше новых.

Ксеня вдруг всхлипнула и остановилась:

— Прощайте, Аболонский…

— У меня есть имя…

Но Ксеня уже зашагала назад. Аболонский постоял с минуту, недоуменно пожал плечами и злобно сверкнул глазами:

— Стерва…

Затем перекинул из одной руки в другую чемоданчик, плюнул и, ссутулившись, медленно поднял руку, останавливая попутную машину. Залез в кабину к шоферу и с нескрываемой злобой захлопнул дверцу.

Борька, кривляясь и смеясь, поднял руку, подражая Аболонскому.

— Наступательные позиции совнархоза… А что это такое?

— Не знаю, — ответил Марат, — они что-то говорили о моей матери. Я давно знал, что Ксеня плохая, плохая женщина. Она хотела отнять у матери моего отца.

Мысль об отце пришла Марату неожиданно, и он удивился, с какой ясностью увидел то, чему раньше не придавал никакого значения.

— Он в своем желтом плаще, — вдруг сказал Борька про Аболонского, — похож на тарантула.

— Я не пойду с тобой, Борька.

Марат следил за Ксеней до самого дома; то, что он услышал от Аболонского, потрясло детскую душу.

Дома Марат прилег на диван. Тетя Даша решила — намаялся парнишка, и занялась своими кухонными делами. Но Марат не встал пить чай, и тетя Даша забеспокоилась:

— Уж не заболел ли? — Потрогала голову! как раскаленная сковородка. — Слава, дай-ка градусник!

Поставила градусник, пошла на кухню, принесла смоченную в холодной воде тряпку — ее первое всегдашнее средство.

— Маратик, касатик, что с тобой?

— Мне холодно.

Тетя Даша взяла градусник: мать моя, тридцать девять.

— Славка, немедля звони матери.

Садыи в горкоме не оказалось. Уехала на нефтеперегонный завод. Славка побежал в аптеку. А тетя Даша сновала от Марата на кухню, из кухни к Марату, причитая:

— Да за что такое наказание, и за какой такой грех… да и плохого мы никому не делали, окромя хорошего.

Садыя вышла из машины и сказала шоферу;

— Ну, поезжай. Тебе же надо в больницу за женой, поезжай. А я пройдусь.

Гора. Вниз змейками вьются дорожки. Вверх щетинится дубовая гряда. Великаны — металлические фермы электролинии — ползут через дубняк, гору и поле. Садыя смотрит на город. Еще недавно она видела пустые коробки строящихся зданий. А однажды с самолета город ей показался площадкой, на которую навалили много строительного мусора.