Адександр Можаров - Смешные и печальные истории из жизни любителей ружейной охоты и ужения рыбы

— Глянь, — все также громко, но уже с какой-то ленцой в голосе произнес Миша, — там рыба-то есть ли?

Вся река зашлась в истерическом хохоте.

— Моя школа! — взвизгивал Барсик. — Моя школа, едри его в конский базар!

Что кричал провалившийся, уже никто не слышал. Хохот перекатывался из края в край, и в нем реализовывалось вовсе не желание повеселиться над чужой бедой, а все то отношение неприязни народа к нахалу, которое до сей поры у нас выражается лишь безвредными для нахалов молчанием и осуждающим взглядом.

Брат улыбнулся и, глянув на меня, процедил:

— Ты выиграл, похоже.

— Да мы не спорили, — ответил я, сообразив, о чем это он.

— Ну, это мы пари не заключали, а спорить-то спорили.

Солнце светило так, будто решило, что зрячих на земле развелось неоправданно много. Белесые, прозрачные почти дымы из труб ветер раскачивал над Кадницами, и только у нашего соседа Анатолия Федотовича дым отчего-то был черным. А что он там такое жег в печке, так кто ж его знает.

н не знал, как ложится раненый кабан, но близость стреляного зверя заставляла быть осторожным поневоле. Сашка вошел в вербы чуть боком, раздвигая ветки правой рукой, поскольку, будучи левшой, левой судорожно сжимал шейку приклада. И вдруг совсем рядом, метрах в пятидесяти услышал свою лайку и треск ломаемых мощным телом кустов. О том, что Чара со злобной решимостью держит кабана, можно было только догадываться, поскольку сквозь хмызник ничего не было видно. Ветер нес на Сашку резкий запах зверя, и запах этот волновал его кровь, пожалуй, сильнее, чем остервенелая работа лайки. Осторожно, насколько это было возможно, Сашка принялся продираться на лай и скоро сумел разглядеть громадную тушу кабана и мелькающую вокруг него собаку. Секач, видимо, не чувствовал погони, и не спешил удрать. Он делал выпады в сторону Чары, заставляя ее спасаться неестественно сложными прыжками.

Пули у Сашки были круглые, и ветки не позволяли стрелять. Ему пришлось приблизиться еще на десяток метров. Это было рискованно, поскольку кабан мог заметить его и ломануться дальше в болото. Но случилось иначе. На пути секача вертелась Чара, которая и увидела Сашку первой. Близость хозяина вызвала у нее такую вспышку эмоций, что она бросилась на зверя, потеряв всякую осторожность. Кабан сделал выпад, мотнул головой и едва коснулся рылом собачьей груди. Чара с пронзительным стоном отлетела вправо и прижалась к кустам. Следующий атакующий бросок кабана почти в метре от собаки Сашка остановил выстрелом. Секач мгновенно развернулся на выстрел и замер. Сашка выстрелил еще раз, заметно обнизив от волнения, и тогда зверь сообразил, откуда идет угроза. Кабан метнулся к охотнику.

Мгновенье назад Сашка торжествовал: спас собаку и добыл редкий трофей! И вдруг — о, ужас! — смерть в шаге от него! Не просто ошибка, не просто нелепость, которой можно постесняться (не получилось, мол, ну, извините), а кошмар наяву: он стоит с разряженным ружьем в чаще верб, сквозь которую бежать невозможно, укрыться в которой негде, а на него мчится смертоносная махина, готовая рвать, кромсать, калечить его живое, чувствительное тело. Он уже представил, что вот сейчас будет короткий и резкий удар, а потом, когда он упадет, задыхаясь от боли, секач вернется и станет в безумной злобе раскидывать по кустам его кишки, бешено щелкая окровавленными клыками и жадно заглядывая в сузившиеся от боли зрачки живых еще сашкиных глаз.

Медсестра с выразительно-равнодушным больничным взглядом заученно перечислила, чего нам нельзя делать, бегло осмотрела содержимое авоськи и, не обнаружив в ней никаких предосудительных продуктов, показала, в каком направлении следует двигаться. Одетые в прохлорированные халаты, использовавшиеся когда-то, судя по их размерам и количеству заплат, для зачехления грузового транспорта, мы с братом пошли молча бесконечным коридором с открытыми дверьми палат. Пахло бинтами, камфорой и йодом. Воздух вокруг нас был густ от насытившей его боли. Люди страдали, и мы чувствовали какую-то вину перед ними за то, что мы сильные, здоровые и у нас ничего не болит. Мы опускали глаза и избегали взглядов. Мы шли навестить Сашку Березнева и фермера Ивана.

Про Ивана рассказывали, что он погнался за иномаркой на своем самосвале. Ребята из иномарки перед этим накатили на его хозяйство из-за нескольких головок мака, а заодно собрали и чеснок. Примерно мешок. Иван обнаружил этот факт, можно сказать, своевременно, догнал преспокойно ехавших в сторону Кстова ребят и с чувством вошел своим самосвалом в физический контакт с неприятельским транспортным средством, после чего, отчасти удовлетворенный, отправился домой. А через несколько часов ребята вернулись к нему на шести машинах. Самосвал спасти не удалось, а вот дом сгорел не весь — пожар заметили соседи и потушили по русской привычке тушить пожары, даже если горит дом не честного соседа, а обогощающегося индивидуалиста. После реанимации Иван еще долго лежал в больнице, но нога, как оказалось, срослась неправильно. В середине октября его вновь положили в больницу, снова сломали и зафиксировали ногу на этот раз не в гипсе, а в непогрешимом аппарате Илизарова. Теперь Иван лежал в одной палате с Сашкой, которому распахал ногу кабан.