Виллем Гросс: Продается недостроенный индивидуальный дом...

На северо-западе поднимались синеватые облака, а вверху, над головой, сияло солнце, и прохладный ветер крутил на улицах пыль. Еще не поздно вернуться и взять плащ. Если бы Урве не встретила по дороге ни одной девушки или женщины в платье, она непременно вернулась бы домой и надела этот ненавистный темно-синий плащ. Но таких, как она, было немало.

Звуки марша раздавались где-то совсем уже близко. Вот и Пярнуское шоссе. Толпа встречных и обгоняющих становилась плотнее. Урве забеспокоилась. Как бы протиснуться поближе? Ей же ничего не видно, только слышен стук копыт да грохот колес на мостовой. Урве стала протискиваться вперед и наконец нашла местечко посвободнее.

Как раз в этот момент проезжали тонкоствольные орудия. В солдат с двух сторон летели цветы. Так много цветов, что ими были украшены и упитанные, лоснящиеся лошади, и темно-зеленые пушки.

Из рассказов Рейна Урве знала, что он в пехоте. Все ли пехотинцы уже прошли? Урве спросила об этом у стоящей рядом старушки. Та прокричала сквозь шум, что как раз пехота все время и движется. Лицо у старой женщины сияло от радости, что так много солдат уже прошло и что все это эстонский корпус.

— Поговаривали здесь, будто все погибли, а погляди-ка, сколько их, и знай себе идут да идут.

Оркестр замер где-то вдалеке, и его сразу же сменила зазвучавшая впереди песня. Урве захотелось пойти туда, где пели. Но тут она увидела, как усатый всадник с медным от загара лицом поднял мальчонку лет шести и посадил его перед собой на коня. Очень трогательно было смотреть на этих гордых мужчин: один был горд тем, что едет на настоящем боевом коне, другой — что у него такой большой сын. Всаднику кричали «ура», забрасывали его цветами, а он смеялся в ответ, и белые зубы его сверкали. Затем последовала пушка; на передке сидела маленькая девочка, разодетая как кукла. Ах, бывают дни, иногда матерям прощается их стремление чрезмерно принарядить детей. Впереди верхом ехал, вероятно, отец девочки — он часто оборачивался и улыбался увлажненными глазами.

Урве снова стала продвигаться вперед. Мальчишки толкали ее. Улица поднималась в гору. Конечно, лучше всего наблюдать за тем, что происходит, с крыльца. В конце концов она примостилась на ступеньках какого-то дома, откуда хорошо видны были марширующие солдаты.

Оркестр грохотал уже совсем близко. За пушками на довольно значительном расстоянии ехал офицер — лошадь под ним пританцовывала. За ним шли трое, средний нес в руках знамя. Затем следовал оркестр, а за оркестром — пехота.

— Да здравствуют наши парни! — прокаркал рядом с Урве сухопарый старик. Его голос потонул в оркестре. Затем старик подтолкнул ее в бок: — Чего ждешь, неси свой букет! Или для милого бережешь?

Урве разозлила фамильярность старика, и она зашагала дальше, к бульвару.

Начался дождь. Пооткрывались зонтики, однако толпа не редела. Позавидуешь сейчас тем, кто наблюдает за шествием, свесившись с подоконников.

Какая-то женщина позвала Урве под свой зонтик.

— Господи, они же насквозь промокнут, — запричитала женщина.

— Не беспокойтесь, это же солдаты, — сказал стоящий рядом мужчина, тоже под зонтиком.

С бодрой строевой песней приближалась какая-то воинская часть. Песню пели на несколько голосов, голоса сливались воедино, словно в настоящем хоре, и только один звучный тенор выделялся, придавая песне чуть залихватский характер.

— Ах, как жаль, они так мило поют, а я уже отдала мои тюльпаны, — прокричала обладательница зонтика Урве на ухо. — Вы, очевидно, бережете цветы для кого-нибудь из знакомых?

Урве радостно кивнула. Да, да, конечно же для знакомого. И как бы хорошо они ни пели, им не достанется ни одной веточки из ее букета.

— Пожалуйста, возьмите одну ветку, — вдруг предложила она с неожиданной для самой себя щедростью.

Дождь прекратился. Выглянуло солнце. Над улицами и крышами поднимался пар. Урве мерзла. Идти дальше не было смысла. Да и куда идти?

Сколько же времени все это продолжается?

Она видела, как из толпы то и дело выбегали женщины с цветами и пакетиками, чтобы обнять мужа, брата, знакомого. Были такие встречи. Были.

— Господи, сколько же их! — послышался позади Урве низкий взволнованный голос.

— Ничего, скоро конец, — ответил уверенный бас. — Пройдут танки — и все.

Примерно через полчаса с грохотом поползли тяжелые бронированные машины.

Урве кинула свой букет улыбающемуся танкисту, который, наполовину высунувшись из люка, махал своим замасленным шлемом. Танкист попытался поймать букет, но не дотянулся, и цветы соскользнули с танка на мостовую.