Иван Абрамов - Оглянись на будущее

«А что мы — хуже людей?»

— Так я что, я вполне, — согласился Ефимов. — Лишняя копейка никому карман не прорвала. Если подписи и… это… если…

— По рукам! — сжал Никанор ладонь Ефимова. — Но вот что напоследок. Не вздумай аля бу-бу, понял! Нигде и никому, понял?

— Не, что вы. Я за товарища… Не-э, грб! — еле ворочал языком Ефимов. — Если с печатями…

— Ну — отдыхать, керя, отдыхать, — помог Никанор встать Ефимову. Довел до дверей, помог спуститься с крутого крылечка, прислонил к фонарному столбу и крикнул: — Возщик!

Таксисты охотно увозили гостей.

Возвратившись за стол, Никанор опять поманил официантку и не попросил, приказал:

— Стул убери и никого сюда. — Сунул ей самый измятый червонец. — Посуду смени. Коньяк, лимон, кофе. Ему — боржоми, — указал на Мошкару.

— За каким хреном ты приволокся? — запротестовал Мошкара. — Я тебе сказал: доставь до места.

— Докатится, — пренебрежительно отмахнулся Никанор. — Рановато его ублажать, пусть сноровку покажет.

— А я тебе говорю!

— Вот что, повелитель! Сейчас девка принесет боржом, промой мозги, и поговорим о деле. А пока — молчи. Ну!

— Я трезвей тебя, — и правда трезвым голосом произнес Мошкара. Сунул от себя грязную посуду, смахнул на пол крошки, положил перед собой обе руки, посмотрел Никанору в глаза и продолжал: — Не рыпайся, малый! Ты меня знаешь, а я знаю о тебе.

— Да на кой хрен ты меня спаровал с этой сявкой? — спокойнее заговорил Никанор. — Продаст на первом базаре. Сгорим, Пантелеич. Синим огнем.

— Ты хотел на елку влезть и не поцарапаться? — ехидно усмехнулся Мошкара. — Чисто-блисто и карман пузат? А я, по-твоему, такой дурак? Учить меня вздумал? Командовать захотелось? Ты у дяди свово спроси: он-то мной командовал? А у него котелок не твоему пара. Стрельца боишься? А кого ты не боишься? А? Фролика своего и то боишься, к Зойке подступиться не сумел.

— Не лезь! — вспыхнул Никанор. — Наши дела — это наши, а мои — не лезь! Понял?

— Дур-рак! — как плевок, бросил Мошкара. — Телок! Так вот, слушай! Серега не пойдет жалиться Ивану. А мы за Иваном долго, нет ли, как за каменной стеной. Все знают: Серега вырос в одной дерюге со Стрельцом. Не тронут Серегу, не посмеют, пока он вглухую не завалится. Но до тех пор мы его, как миленького, отошьем. Хочешь, спроси у Носача, как мы прежде-то и не таких в навоз месили. Спроси, спроси.

И все же здорово окосел Мошкара. Трезвый он не болтлив.

— Так ты и меня, если что, в навоз? — зловещим шепотом спросил Никанор, близко наклонившись к Мошкаре.

— Ты — пострадавший. От культа, — хохотнул Мошкара. — Пока сердобольные придурки одумаются, мы с тобой вволю напотешимся. Да и не годишься ты в навоз…

— Тихо! Дружинники!

— А у нас чисто, — показал Мошкара на грязные тарелки. — Мы с авансика по стопушечке, мы тихо-мирно. Эй, братцы! — не очень громко позвал дружинников. — Мы тихо-мирно, мы по стопушечке. С авансика. Потелые пропиваем. Помаленечку.

Окосел, расслюнявился Федор Пантелеич. Да и с кем не бывает? На то и говорится: нет такого молодца, чтоб обманул винцо.

— Тихо ты, требуха собачья! — прошипел Никанор. — Микроба туберкулезная! Тихо!

— Хе, мандражишь, — развеселился Мошкара. — Это я еще пошутил, а то всамделе могу кликнуть. Туда попадешь, что было — не было расскажешь. Хе! Жидок на расправу…

— Задавлю, падла!

Ого! Знать, не даром он верховодил здесь. Да и теперь, есть слухи, помогает запоздалым пешеходам. И Мошкара, вправду сказать, не робкий и тоже оборотистый, прикусил язык. Деньги деньгами, а сунет невзначай, свети фонарями. Совсем трезво, вымученно улыбнулся, сказал с обезоруживающей простецой:

— Во-о, уже и за пельки хватать. С тобой ни пошутить, ни посмеяться. Ну, что тут такого? Да они и не слышали, они и не глянули сюда.

Тихо-мирно удалились дружинники. Не хватать же просто сидящих за столиками. Рестораны для того и существуют, чтоб люди пили тут да закусывали. А зеркала все целы, официантки не плачут, администрация не звонит. Да и правда — получный праздник.

Опять расслабился Никанор. Подобрел, улыбнулся. Ему не было выгоды ссориться с Мошкарой. Да он и ни с кем не стал бы ссориться без особой нужды. Потому первым продолжил разговор. По-хорошему продолжил:

— Думаешь, если Капуста шухарной, то ему абы нахлебаться да бабу подмять? Мне красиво пожить хочется, чтоб душа радовалась.

— Чья душа? — тоже благожелательно спросил Мошкара. — Крикни ты этой лежанке, пусть пить-есть несет.