Петр Замойский - Восход

— Не-ет!

— А допустим ли мы, чтобы к нам вернулся помещик Сабуренков?

— Не допустим!

— Так вот, — заключил я, — значит — все на борьбу с голодом! Все за Советскую власть! И все для фронта, для победы.

Тяжело дыша, вспотевший от волнения, я отошел и сел рядом с Василием Законником.

Все зашумели, заговорили, некоторые о чем-то спорили.

Почти вся огромная площадь между церковью и школой заполнилась людьми.

Высоко подняв руку, Илья потребовал тишины.

— Слово даю петроградскому рабочему Путиловского завода, на котором льют пушки, товарищу Русанову.

Когда Никита просто рассказывал о том, как страдают без хлеба семьи рабочих, как истощены люди, особенно детишки, как они, уже опухшие от голода, бессильно падают на улицах, некоторые женщины всхлипывали, а другие молча вытирали слезы кончиками головных платков.

Ребята, бегавшие до этого, вдруг приутихли. Дело касалось их сверстников, пусть далеко где-то живущих.

— В тот день, когда мы выехали из Петрограда на места, там на каждого человека на два дня выдали п оосьмушке хлеба. На один день приходится кусочек со спичечную коробку. Больницы переполнены, но и там не слаще. Разве от голода излечишься? Зато спекулянты орудуют. Скупщики и перекупщики. Эти достанут все — и муку, и сало, и пшено. Скупают по деревням или на станциях, а то и прямо в дороге. Все поезда забиты ими. Никакие обыски и облавы не помогают. Зато и дерут по двести рублей за пуд. Где рабочий возьмет такие деньги? Продаст последнее белье — свое, жены, ребенка — или костюм, если он есть, и загонит все за пуд хлеба. Вот у меня, например, остались жена с матерью да двое ребятишек. Мать уже не встает, один сынишка опух. Все по помойкам ходил, кожуру картофельную собирал, а теперь и кожуры нет. Птицу в воздухе не увидишь. У вас вон вороны каркают, грачи летают, галки. У нас их нет. Перестреляли, переловили и съели. Собак и кошек тоже редко увидишь. Хоть и скверно сказать, а едят кошек и собак. Лошадь сдохнет у извозчика — драка из-за нее… Чуть не зубами рвут.

— Да что же это, матушки! — вздохнул Законник, обращаясь ко мне. — Ужель все правда?

— А ты как думаешь?

— Да ведь страшно!

Когда Никита сказал, что и самому Ленину живется несытно — и он получает паек и не хочет больше, — по народу снова прошел гул.

— Для того чтобы побороть голод, помочь рабочим в продовольствии, снабдить нашу армию, вот для этого и организованы продотряды из рабочих. А в селах создаются комитеты бедноты. Излишки хлеба должны быть взяты на учет. Часть излишков пойдет на местные нужды, то есть будет выдана местным беднякам, а часть отвезут на станцию, сдадут представителю Наркомпрода, чтобы отправить в Петроград голодающим рабочим. За сданный хлеб будут выданы товары по твердой цене: керосин, соль, мануфактура, мыло, сахар и другое. А спекулянтам мы объявим беспощадную войну. Их будут судить чрезвычайным судом, вплоть до военного трибунала. Согласны вы с этим, товарищи беднота, или нет?

— Согласны! — раздалось вразнобой.

Видимо, были согласны, да не все.

Илья спросил, нет ли желающих выступить. Таких не оказалось. Не привыкли мужики выступать в одиночку. Посыпались вопросы:

— Когда хлеб начнут отбирать?

— Дадут нам или весь увезут?

— Почем платить будут?

— У кого отберут?

Илья ответил, что комитет бедноты решит, у кого взять, а кому и дать. Часть хлеба будет роздана неимущим бесплатно, в первую очередь многодетным солдаткам, вдовам.

— А теперь, товарищи, считаю общее собрание закрытым. Для выбора комитета прошу в школу тех, кто состоит в списке.

И вновь начал выкликать бедняков. Только тут выяснилось, что не все откликались, не все шли в школу. Иные, крадучись, отходили в сторонку и быстро — откуда прыть взялась! — направлялись по домам. Мало ли что может быть! Хлеб не получишь, а с кулаками ссориться не к чему.

— Орефий Кузьмич, — окликнул Илья, — что ты там за спинами прячешься? Ведь я тебя вызываю.

— Вычеркни меня, сват Илюша, — отозвался щуплый мужичок, по прозвищу Жила.

— Что такое? Почему? Или разбогател в один час?

— Середним меня считай, сват. Не хочу в эту бедноту.

Кто-то вымолвил за Орефия:

— Ему Гагарин Николай телку в рассрочку на десять лет обещал.

— Тогда так, — согласился Илья. — Только после не ходи ты к нам, Орефий, не проси хлеба.

— Николай и хлеба ему даст, — поправили Илью.

Вдруг подал голос сам Николай:

— Ничего я ему, дураку, не дам.

— И то дурак, — прогнусавил сухопарый Митенька и захохотал.