Александр Чаковский - Блокада. Книга 4

– Это все? Или вам надо что-либо еще? – быстро спросил Бивербрук.

Сталин слегка развел руками, левая его бровь чуть дрогнула, выдавая то ли удивление, то ли скрытую усмешку. Он сказал:

– Ну, если представитель Великобритании готов во всем пойти нам навстречу, то я бы мог добавить, что нам нужен еще второй фронт.

В этот момент Криппс, до сих пор понуро сидевший в конце стола, все еще переживая допущенную им оплошность, решил, что настало его время.

Чуть подавшись влево, по направлению к сидящему в центре стола Сталину, он, тщательно подбирая слова, от чего они приобретали еще более холодный и формальный характер, начал объяснять, что это требование, как известно мистеру Сталину, сейчас неосуществимо.

– Что ж, – снова с едва уловимой усмешкой сказал Сталин, – на нет, как говорит русский народ, и суда нет. Но, может быть, Англия могла бы послать к нам десятка два дивизий для совместных боевых действий, скажем, на Украине?

– Но господин Сталин уже обращался с этим вопросом к премьер-министру, – торопливо, словно беспокоясь, что Бивербрук может опередить его, ответил Криппс. – К сожалению, опасность вражеского вторжения по-прежнему висит над Англией, и в этих условиях премьер-министр, естественно, не в состоянии…

– Одну минуту! – прервал его Бивербрук. – Мне пришла в голову неплохая мысль. Разумеется, Черчилль прав, и, кроме того, транспортировка войск морским путем на столь далекое расстояние была бы сопряжена с большими опасностями. Возможно, эти дивизии оказались бы на дне океана, вместо того чтобы высадиться в Архангельске. Но, – Бивербрук перегнулся через стол к Сталину, – у меня есть неплохая идея. Как известно, часть наших войск расположена в Персии. Что, если мы перебросим одно-два соединения оттуда на Кавказ? Ведь это совсем рядом!

Всего лишь на мгновение Сталин сощурил глаза.

– Это действительно неплохая идея, господин Бивербрук, – медленно, как бы подчеркивая каждое свое слово, произнес он. – Только на Кавказе войны нет, а на Украине она идет. Давайте же вернемся к реальности, господа.

Криппс многозначительно посмотрел на Бивербрука, чуть скривив губы в иронической улыбке; он чувствовал себя отмщенным.

– В самом деле, – нетерпеливо сказал Гарриман, – давайте вернемся к реальности.

Он резким движением придвинул к себе один из раскрытых блокнотов, лежащих в центре стола, вынул из жилетного кармана авторучку и записал, повторяя вслух каждое слово: танки, зенитные орудия, самолеты, броня, автомашины. Затем, вырвав листок из блокнота, положил его справа от себя и спросил:

– Это всё?

Несколько мгновений Сталин сосредоточенно молчал. Потом сказал:

– Пожалуй, нет. Нам нужна еще колючая проволока.

На слове «колючая» в применении к проволоке Литвинов запнулся, подыскивая английский эквивалент, и Сталин слегка нахмурился. Однако Литвинов быстро справился с затруднением.

– Сколько необходимо проволоки? – спросил Гарриман.

– Скажем, четыреста тонн, – без промедления ответил Сталин.

– Колючая проволока не значится в том списке, который мы предварительно подготовили, но я сегодня же свяжусь с Вашингтоном и завтра дам вам ответ.

– В таком случае, может быть, целесообразно просмотреть вначале весь список? – спросил Сталин.

– Мы не смогли заранее подготовить экземпляр, не зная, какие именно поставки вы считаете первоочередными, – быстро вмешался Бивербрук. – И кроме того, если говорить откровенно, мы не были уверены, что ситуация позволит вам лично заниматься деталями.

– Ситуация мне позволяет, – ответил Сталин без всякой иронии в голосе.

– Тогда, – проговорил Гарриман, – мы просим господина Сталина сделать перерыв до завтрашнего дня. К этому времени мы уточним наши возможности по всем перечисленным вами пунктам.

– Отлично, – сказал Сталин, когда Литвинов закончил перевод, – давайте встретимся завтра.

Он встал и попрощался с Гарриманом, Бивербруком и послами.

В те первые месяцы фашистского вторжения Гитлер обладал таким военным превосходством, которое, казалось бы, должно было обеспечить ему молниеносную победу.

И он негодовал и впадал в истерику, не понимая, почему, несмотря на значительное продвижение немецких войск в глубь советской территории, ему до сих пор не удалось захватить ни Ленинграда, ни Москвы. Он возлагал вину за это на своих фельдмаршалов и генералов, сетовал на то, что они оказались недостойными гения их фюрера. Много позже, в апреле сорок пятого, он обвинит в этом весь немецкий народ.