Александр Чаковский: Блокада. Книга 5

Звягинцев тут же узнал его – это был Васнецов.

– Звягинцев?! – воскликнул Васнецов. – Значит, тоже участвовали в прорыве?

– Только косвенно, товарищ дивизионный комиссар, – вытягиваясь, проговорил Звягинцев. – Служу в отделе УР штаба фронта.

– А как оказались здесь?

– Явился к генералу Духанову за дальнейшими указаниями.

– Ну… и получили?

– Так точно.

– Что ж, Звягинцев, поздравляю тебя, – взволнованно произнес Васнецов. – Поздравляю с великой нашей победой. Как ленинградец – ленинградца. Как коммунист – коммуниста! – И он крепко пожал Звягинцеву руку. – А теперь прости, должен идти, – сказал он и направился к вышедшим из других броневиков командирам. Но вдруг остановился и, обернувшись, спросил: – Слушай… а как та девушка… ну, твоя? Нашел ее?

– Знаю, что жива, что медсестрой на Волховском, но свидеться не пришлось… – внезапно дрогнувшим голосом произнес Звягинцев. – Почему-то надеялся, здесь встречу… но ошибся. Не повезло…

Несколько мгновений Васнецов молчал. Потом так же тихо, как и Звягинцев, сказал:

– Разве война кончилась, Звягинцев? Разве миллионы наших людей еще не страдают? В этой войне горе народное в тугой узел завязано – и общее и личное… И только одно этот узел разрубить может: победа. Тогда и счастливы будем.

Повернулся и быстро зашагал вперед.

К Звягинцеву подбежал отошедший было в сторону Молчанов.

– Разгон какой-нибудь дал? – спросил он.

– Нет, Молчанов, разгона не было.

– Ну, значит, повезло. А то как начальству на глаза попадешься, обязательно какой-нибудь непорядок по службе найдет. Это уж факт. Обращаю, мол, ваше внимание, ну и так далее.

Звягинцев молчал, задумавшись, и вдруг ему показалось, что он слышит привычный звук ленинградского метронома. Быстрый и тревожный, как во время артобстрела или воздушного налета.

– Что это? – удивленно спросил Звягинцев. – Метроном?

– Какой еще метроном? – удивленно переспросил Молчанов.

– Вот… этот стук…

Молчанов прислушался, а потом широко улыбнулся и сказал:

– Дак это же дятел, товарищ подполковник, – артиллерия бить здесь перестала, вот он и прилетел в рощу! Пичуга махонькая, а стук дает, что твой дровосек. Упорная птица.

– Быстро стучит. Как метроном во время тревоги…

– Быстро? Что ж, товарищ подполковник, тревога-то еще не отменена. Вот когда всесоюзный отбой дадут, тогда соловьиное время настанет. А пока и дятел хорош. Все же птица живая прилетела. Добрый знак.

Звягинцев внимательно посмотрел в лицо улыбающемуся Молчанову и подумал о том, что слова этого рядового бойца по смыслу, заключенному в них, перекликаются с тем, что только что сказал Васнецов.

Он вспомнил в эти минуты и другие слова, те, что когда-то произнес Пастухов в ответ на его, Звягинцева, вопрос: «Как ты себе представляешь нашу победу?» – «Победа, – ответил тогда Пастухов, – это полный разгром фашизма. Осиновый кол в его змеиное гнездо».

– Ты прав, Молчанов, – тихо произнес Звягинцев. – Победа и всесоюзный отбой. Только тогда… Ну, мне пора. Прощай.

Он обнял Молчанова, потом слегка оттолкнул, точно с болью отрывая его от груди, и быстро, не оглядываясь, пошел…

Навстречу своей новой военной судьбе.

1968—1975