Александр Чаковский: Блокада. Книга 5

– Пока спокойно, – едва слышно ответил Звягинцев.

– У вас что, голос пропал? – раздраженно крикнул Духанов.

– Простите, товарищ «первый», – с трудом проговорил Звягинцев. – Малинников ранен.

– Принимай командование на себя, – приказал Духанов.

– Здесь находится заместитель начальника штаба УРа подполковник Соколов, – сказал Звягинцев.

– Принимай командование ты! Понял? – категорично приказал Духанов.

– Слушаюсь, товарищ «первый».

– И приказываю: стоять насмерть. Нужна будет помощь – звони.

Трубка умолкла.

Звягинцев передал ее связисту и, обращаясь к Соколову, сказал:

– Возвращайтесь на НП. Командовать УРом приказано мне. – Затем он подошел к нарам. Посмотрел в лицо Малинникова и спросил, в первый раз называя его по имени-отчеству: – Владимир Александрович… Владимир… Ты как?

– Жив, – стиснув зубы от боли, ответил комендант УРа.

– Санитаров! Быстро! И комбата один на провод!

Назвав себя, Звягинцев услышал незнакомый голос.

– Где Ефремов? – спросил Звягинцев.

– Только что ранило комбата. Докладываю: атака танков и пехоты отбита!

– Кто говорит?

– Да это я, товарищ подполковник, я, Степанушкин…

Степанушкин был замполитом первого батальона.

То страшное обстоятельство, что после ополчения ему пришлось служить в похоронной команде, собирать с ленинградских улиц трупы погибших от голода людей и хоронить их во взорванных аммоналом траншеях, зная, что возможности лично отомстить за смерть этих людей у него нет, ожесточило душу Степанушкина до крайнего предела.

Когда-то добродушный, спокойно-рассудительный человек, сегодня он был полон ненависти. Ненависть к фашистам, топтавшим советскую землю, переполняла его сердце и жаждала выхода. Он хотел одного – отомстить.

Когда батальон занял рубеж на левом берегу Невы, Степанушкин, используя каждую свободную минуту, беседовал с бойцами, стараясь подготовить их к предстоящему бою. Среди бойцов были и необстрелянные, и Степанушкин, зная, что особенно страшатся они танков, вспоминал о боях, в которых ему лично приходилось участвовать, и пересказывал эпизоды из газетных очерков об отражении танковых атак противника.

– Танк, он тоже уязвим, – убежденно говорил замполит. – Попадешь в гусеницу, и он уже ни с места.

И когда эти танки появились, Степанушкин, получив приказ делать все возможное, чтобы удержать бойцов от преждевременной стрельбы, пополз к орудийным расчетам.

– Не стрелять, не стрелять! – повторял Степанушкин. – Пусть он, сволочь, думает, что у нас нет мин, нет орудий… Не стрелять!

Он повторял это, не сводя глаз с приближающихся танков, уже видя прилепившихся к их броне немецких солдат.

Разрывы снарядов, шум танковых моторов – все слилось воедино…

«Не стрелять, не стрелять!..» – повторял Степанушкин.

Прошла минута, другая. И вдруг там, впереди, одновременно раздалось несколько взрывов.

Когда осела черно-белая пыль, Степанушкин увидел, что два танка делают судорожные рывки на перебитых гусеницах, но остальные движутся вперед.

– Орудие… прицел… бронебойным! – услышал он голос неизвестно когда очутившегося рядом комбата…

В самом конце боя капитан Ефремов получил сильное ранение.

огда атака была отбита, Степанушкин сам перенес комбата на КП батальона. В этот момент туда и позвонил Звягинцев.

– Слушай, Степанушкин, – сказал Звягинцев, сообразив наконец, кто с ним разговаривает, – Малинников ранен. Командовать УРом приказано мне. Командиром первого батальона назначаю тебя, будь готов к отражению повторных атак.

Затем он вызвал по телефону Сучкова и Вострышева, снова спросил об обстановке и сообщил, что вступил в командование УРом.

Вошли санитары, и Звягинцев молча смотрел, как они перевязывают Малинникова. Осторожно переложив командира на носилки, санитары вынесли его из землянки. За ними вышел и Звягинцев – глотнуть морозного воздуха. Но почти следом за ним выбежал связной и тревожно сообщил:

– Комбат третьего батальона срочно просит вас на провод!

Звягинцев бросился обратно в землянку.

– Что там у тебя, Вострышев? – спросил он, схватив трубку.

– Противник перешел в наступление. Танки и пехота. Сильный огонь сосредоточил на стыке между моим батальоном и полком Борщева.

Звягинцев ощутил тревогу. Он знал, что, в отличие от раненого Ефремова, ни Вострышев, ни Сучков не были кадровыми командирами. В строи этих бывших рабочих заводов «Севкабель» и «Светлана» призвала война.