Борис Егоров - Маски

— А где мы, кстати, отчет проводить будем? В клубе?

— Ну что ты, Волобуев! Надо, где помещение поменьше. Думаешь, много народу придет? Возьмем красный уголок общежития консервников — и все.

Лизочка снова начала печатать, и дальнейшего разговора я не слыхал.

А на следующий день началось оживление по линии водопровода: к нам на квартиру пришел слесарь.

— Как у вас с кранами? — спрашивает. — Трубы не протекают? С потолка не каплет?

— Каплет, — говорю, — и довольно часто. А кран заедает что-то…

Слесарь покопался минут пять — десять. Поскоблил ржавчину на трубах, штукатурку в одном месте обрушил, грязь развел на кухне, вывинтил кран, забил вместо него деревяшку. Сказал:

— За водой пока к соседям будете ходить.

И ушел. Больше мы его не видели.

Но все это не беда.

Самым ужасным оказалась радиофикация.

Однажды утром проснулся я от страшного шума. Слышу какое-то мяуканье, мычание, рычание. Тру глаза, ничего не понимаю. И вдруг оглушительной силы голос диктора сообщает: «Вы прослушали передачу для школьников „Утро на скотном дворе“». Вот те на, а я-то тут при чем?

Выглядываю из окна, а на столбе перед домом висит репродуктор — огромный, больше ведра. Где только достали такой!

Неприятностей он нам причинил массу. Орет, оглашенный, и ничего не поделаешь с ним. Мы его трубой иерихонской прозвали. За день так нанервничаешься из-за него, что всю ночь с боку на бок ворочаешься. А только солнышко поднимется, ровно в шесть, — «Доброе утро, товарищи!»

Хорошенькое утро! Для кого утро, а кто еще и не засыпал. Ну, дальше известия читаются, потом — музыка, за ней — районные объявления:

«В кинотеатре „Пламя“ демонстрируется фильм „Серенада солнечной долины“, в кинотеатре „Знамя“ — „Уличная серенада“, в кинотеатре „Экран“ — „Сто серенад“. На вечерних сеансах в кинотеатрах „Знамя“ и „Пламя“ играет эстрадный оркестр. В кинотеатре „Пламя“ развернута большая выставка работ вышивальщиц, открыто кафе. В лектории Дома культуры состоится лекция „Как предотвратить заболевание нервной системы“».

Я все эти объявления поневоле наизусть выучил: они каждый день почти одинаковы. Наслушаюсь их с утра, а потом целый день из головы выбить не могу. Хожу и бормочу: «Знамя, пламя, племя, время, бремя, вымя, семя, темя…» Просто заговариваться стал. Жена моя, Мария Ивановна, удивленно спрашивает, что, мол, с тобой. А я отвечаю:

— Так, размышляю про себя, как предотвратить заболевание нервной системы. Если не предотвратить сейчас, ох запоешь потом серенады!..

За весь этот беспокойный период нашей жизни мы только один раз заснули рано, когда на радиоузле что-то сломалось и труба иерихонская умолкла. Но, к несчастью, поломку быстро исправили, и в двенадцатом часу ночи репродуктор во все свое железное горло запел: «О Марианна, сладко спишь ты, Марианна! Мне жаль будить тебя…»

— Сладко спишь, Марь Иванна? — спрашиваю я жену.

Она говорит:

— Брось издеваться. Днем, что ли, успел выспаться? Что-то у тебя настроение игривое.

А у меня и впрямь весь сон прошел.

— Маша, ты умеешь переживать музыку?

— Раньше, — говорит, — не умела, а теперь, наверно, больше всех переживаю.

Утром я пошел к товарищу Каленкину жаловаться.

— Игнатий Семенович, — говорю ему, — за что же немилость такая?

А он отвечает:

— Ваш дом в самом центре поселка. Вот около него и повесили.

— Так зачем вообще труба эта нужна? Ведь радио во всех квартирах есть. Кто когда хочет, тот и слушает…

— А деньги, которые по смете отпущены на радиофикацию поселка, куда мы денем? — спрашивает Каленкин.

Вечером стало тише. Репродуктор перенесли на новое место, через несколько столбов от моего дома. Я, понятно, говорю жене, что, мол, ходил к Каленкину — и вот результат. А она улыбается загадочно и молчит. Только потом открыла свою тайну:

— То, что ты был у Каленкина, пользы никакой не дало. Это все я сделала. Знаешь, на Сиреневой живет старик Митрич, бывший монтер? Так я ему трешку дала, он и перевесил трубу на другой столб, около дома врача Петренко.

Через день я был свидетелем того, как Митрич снимал репродуктор со столба у дома Петренко. Жена врача подмигнула мне и сказала:

— У Митрича постоянный заработок появился.

Я понял, что без трешки дело тут тоже не обошлось. Потом я видел, как Митрич шагал с репродуктором по Жасминной. У нас стало совсем тихо.

Так и кочевала труба иерихонская по поселку, с улицы на улицу. А Митрич каждый день возвращался к себе на Сиреневую навеселе, негромко напевая: «Каким ты был, таким остался…» Ходил он с гордым видом победителя и в минуты особых откровений признавался, что очень нравится ему радиофикация.