— Примерно так, — спокойно согласился сержант и опять взглянул на Линькова: — А как называется труд Андре-Мари Ампера?
Линьков совсем сник, замялся. И остальные стыдливо молчали, потупив взоры, как в школе, когда учитель начинал выбирать в классном журнале фамилии.
— «Очерки по философии наук». Это он придумал название «кибернетика», — торопливо выпалил опять Аврусин.
— Смотри какой деловой! — шепнул Патешонков.
— Прекрасно! — сказал сержант. — Ну, а теперь к делу.
— Перекурить бы эту кибернетику! — снова обрел форму Линьков.
И шеренга прыснула, поломалась. Нестеров полез в карман за сигаретами.
Сержант встрепенулся:
— Р-р-азговорчики! От-ставить!
И, точь-в-точь как у лейтенанта, что-то в нем выпрямилось, сжалось. Приложил руки к бедрам, словно готовясь сделать взмах невидимыми крыльями, и повернул влево-вправо головой.
— Равняйсь!.. Смирно!.. Вольно!
Как бы незримым тросиком схваченные, подбородки дернулись вправо, мгновенно повернулись обратно, и строй снова спружинил вниз на чуть согнутом колене. И — молчок!
— Тема первого занятия: обучение строевой стойке, — строго сказал сержант, спрятав совсем уже глубоко добродушие и простоту, беспечность, которые сближали его с шеренгой, делали похожим на всех. Между ним и строем пролегла черта.
Оказалось, что даже такой пустяк, как постановка носков сапог, требует своей методики.
— Носки свести вместе. Делай — раз! — скомандовал сержант. — Носки развести. Делай — два!
— Во даем! — развеселился Линьков. — Ансамбль пляски острова Пасхи!
Андрея одолевала усталость. Как сквозь сон, вслушивался он в монотонный голос сержанта, который учил теперь «держать грудь». Смешно подумать, но и в этом тоже была своя наука. Чтоб приподнять грудь, надо сделать глубокий вдох, в таком положении ее задержать, «выдохнуть и продолжать дыхание с приподнятой грудью». Устав давал точную инструкцию.
— А такой фокус знаете? — услышал Андрей и не сразу осознал, что сержант обращался к нему.
— Какой? — механически спросил Андрей, пытаясь сбросить одеревенелость.
— Смирно! — скомандовал в ответ сержант и внимательно посмотрел на Андреевы ноги.
— Поднять носки сапог!
Андрей легко оторвал носки от асфальта, но тут же запрокинулся назад, замахал руками, едва удержав равновесие.
— Вот-вот! — обрадованно, что фокус удался, усмехнулся сержант. — Значит, неправильная стойка, не подали корпуса вперед. Попробуйте еще.
Андрей чуть подался вперед, стараясь не сгибаться, попытался приподнять носки сапог и не смог, они были словно припаяны к асфальту.
Тупая, как зубная боль, злоба вдруг засаднила в Андрее.
— Вы что, смеетесь? — спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не сказать грубость. — Я что вам, кукла?
— Над чем… смеюсь? — опешил на мгновение сержант.
Губы его дрогнули, он виновато заморгал, не поняв или обидевшись.
— Над нами смеетесь… — процедил Андрей. — Мы что же, выходит, совсем олухи?
Сержант отступил на шаг, смерил Андрея взглядом, как будто видел впервые, и в щелочках прищуренных глаз, ставших снова похожими на лейтенантские, блеснула усмешка.
— Я бы сказал вам, Звягин. Но вы сами… Надеюсь, сами… — И, отвернувшись, словно сразу потеряв к Андрею интерес, сержант выкрикнул: — Разойдись!
Натертые ноги ныли. Андрей подошел к высоким зеркалам, стоявшим сбоку плаца, под развесистыми тополями. Зачем они здесь? Неужели недостаточно тех, что в умывальнике? На крайний случай можно вполне обойтись своим квадратненьким, вделанным в футляр электробритвы…
Ослепительно высверкнуло голубым, потом над небом мелькнул корявый сук тополя, и, как в дверном проеме, показался незнакомый солдат. Темные, ввалившиеся глаза отрешенно, с болезненным блеском недовольства смотрели на Андрея.
«Неужели это я?» — не узнавал он.
Фуражка нависала на уши, мундир болтался, как на вешалке, и, выдавая едва заметную кривизну ног, жестяными раструбами топорщились голенища сапог. В зеркале качнулось раскрасневшееся лицо Линькова.
— А ты знаешь, зачем эти трюмо? — скорчив рожицу, спросил он. — Строевую отрабатывать. С самим собой! Во дают!
Приковылял Нестеров. Жалостно признался:
— Не клеится у меня. Ну хоть ты что… Вместе с левой ногой левая рука поднимается… Какой-то я недоконструированный…
Капли пота скатывались по его щекам, оставляя грязноватые бороздки.
В тот день Андрей еле дождался отбоя. Вытягивая в постели затекшие, сделавшиеся чужими ноги, он долго размышлял о превратностях судьбы, о воле чистого случая, по которому попал в РПК, о будущем, которое виделось ему теперь лишь горячим, отшлифованным подошвами серым плацем, покачиванием бесконечных шеренг, вздрагивающих от ударов барабана… «А этот сержант… — с раздражением вспомнил Андрей. — Тоже еще фокусник… Носки врозь… Кто дал ему право?»
Читать дальше