Сергей Сартаков - Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот

Маринич постукивал на счетах: 850 — 85 = 765; 920 — 92 = 828…

Можно идти и обратным порядком, от разности, определять, какие числа по ошибке могли создать такую разность. Он опять принялся перебрасывать косточки: 54 + 6 = 60; 81 + 9 = 90…

Недостача в кассе равна 540 рублям. Это могло бы получиться, если вместо 600 где-то записать или положить на счетах 60. Еще тогда у него мелькнула эта мысль, но такой суммы ни в одном документе не значилось, да и кассовый дневник был просчитан им лично несколько раз. Какая еще комбинация на разность могла бы дать 540? Маринич пробовал и так и этак. 540 что-то никак не выходило. Ну и довольно забавляться пустяками!

Теперь все кассовые документы за месяц налицо, и следует заняться их бухгалтерской обработкой, контировкой — разметкой по балансовым счетам. Здесь каждый листочек бумаги, ордер, скрепленный подписями его и Лики Пахомовой, не просто свидетельство о выплате или поступлении денег — это как бы и памятная страничка из жизни. Что ни ордер — то эпизод!

Вот расходный ордер на пятьдесят рублей. Аванс Власенкову на командировку в Ленинград. Нетерпеливо, как-то туго дыша, тянется Власенков к ордеру. И подшучивает: «Эх, бюрократы вы, бюрократы! Погибели нет на вас! К каждой копейке на цепь собаку приковать готовы…» Собаку… Ну что ж, и приковали, кажется…

«…Ногой на клавишу нажала, и — тьма ушла из-за угла!»

Вот ордер на двадцать рублей. Он выписан вслед за уходом Власенкова. Это Василий Алексеевич Стрельцов распорядился выдать уборщице Пане пособие из директорского фонда. Не хватало ей как раз этой суммы на покупку для внучки модной «болоньи». Тетя Паня никогда и ничего не просит ни у дирекции, ни в завкоме. Но о ее нуждах знают все. И все, как только могут, ей помогают. Очень хороший человек тетя Паня! Жена колхозного председателя. В годы Отечественной войны сдали они свое имущество подчистую в фонд обороны и оба ушли на фронт. Вместе с тремя сыновьями. Все погибли, осталась на свете лишь сама тетя Паня. И то прошла через гитлеровские лагеря. По разным местам потом кидала судьба тетю Паню. Да вот прибилась все же к заводу и тихо работает, внучат растит. Стояла в тот день у стола, ожидая, пока выпишут ордер, застенчиво объясняла: «Да я бы, может, и сама как изловчилась купить Маринке эту обновку, приработала бы где еще на стороне, так прознал же как-то Василий Алексеевич про заботу мою: «Ступай, мол, тетя Паня, в бухгалтерию, получи. Давно мы тебя не поощряли». А чего — как все я работаю…»

А вот расходный ордер, выписанный уже в тот день, когда Власенков вернулся из командировки. Выписанный чуть после того, как этот гусь, пойманный на мелком жульничестве, крутился вот здесь у стола. И заискивал, и орал, и безобразно ругался. Лика тогда сидела до крайности взволнованная, разозленная подлостью Власенкова. Этот ордер на 1171 рубль к ведомости на выплату премиальных. Всегда приятно выписывать ордера на такие цели. А в тот момент и у него руки тряслись от ярости. Как растравил этот Власенков! Ведомость он тогда пересчитывал дважды. Проверила ли ее итоги Лика? Или доверилась выписанному ордеру? Может быть, снова пересчитать? Так, на всякий случай…

Маринич прилежно простучал на счетах всю ведомость, и косточки, как им и полагалось, расположились на проволоках тонким рядком, лишь на одной проволоке приподнявшись высоким торжественным столбиком, — 1171. Александр не успел смахнуть косточки, как ворвался Мухалатов.

— Сашка, слушай! — заговорил он с ходу, трудно переводя дыхание. — Дай мне трешку, пятерку, сколько есть налицо! На такси. Свои я вчера спустил до последней копейки, даже домой добирался пешком. Мне надо немедленно ехать в госкомитет. Звонила Галина Викторовна. Ну, давай, давай же скорее!

Он был бледен, весь какой-то взвинченный, пальцы вздрагивали. Маринич поискал в бумажнике, подал Мухалатову два рубля.

— Есть еще мелочь. Если надо… А что случилось?

— Давай! Все давай… Потом разберемся… Что случилось? Иллюстрация ко вчерашнему нашему разговору! Ну и покажу я этому высокоинтеллектуальному! Галина Викторовна сказала по телефону: нонсенс! В переводе с ее языка на обыкновенный это значит по меньшей мере — подлость! А по-мужицки… — Рассыпав длинную площадную брань, Мухалатов выскочил из комнаты.

Зазвонил телефон: Лидия Фроловна приглашала прийти немедленно в завком. Александр поспешил на вызов. В свистящем голосе Лидии Фроловны было что-то тревожное.

— Так я и знала, — всплеснула руками Лидия Фроловна при виде входящего Маринича, — так и знала, что каким-то концом палка ударит по мне обязательно! На все пошла, все учла, одно, дура баба, запамятовала! И надо же, как раз, ни раньше ни позже, сегодня из горпрофсовета с ревизией! Ты ли меня подвел, я ли тебя подвела, а получилось неладно. В акт записывают.