Освальд Тооминг - Зеленое золото

— Нугис в состоянии аффекта… Я вполне понимаю его чувства… Не всем присутствующим, может быть, известно, что вчера погибла его выдра, которую он так любил.

Питкасте вздрогнул.

— Кирр? — воскликнул Реммельгас.

— Не погибла, а вы ее застрелили! — сказал Нугис, махнув на Осмуса рукой.

— Я вижу, что многие поражены, — поспешил объяснить Осмус. — Еще бы! Товарищ Нугис говорил так драматически, если так можно выразиться, — это впечатляет. Но история очень проста, и я могу изложить ее в нескольких словах. Вчера, возвращаясь с узкоколейки, я проходил неподалеку от Нугисовой сторожки. Там я оказался свидетелем грустного события: какой-то бессердечный браконьер застрелил прирученную выдру Нугисов — Кирр. Я видел, какой это был удар для лесника, поэтому мне понятно и его сегодняшнее волнение. Я готов простить необоснованные, грубые слова, которые были сказаны по моему адресу.

— Не надо мне вашего прощения, — снова загремел Нугис. — Я не откажусь ни от одного слова, а повторяю еще раз и готов повторить сколько угодно раз: вы убили Кирр.

— Я ведь объяснил вчера, как все это произошло в действительности…

— Не верю ни одному слову. Если вы такая невинная овечка, зачем тогда было предлагать мне пятьсот рублей?

Оба глядели друг другу в лицо, оба говорили быстро, почти не ожидая, когда другой кончит. Осмус опять обратился к присутствующим.

— Я снова вынужден сказать в объяснение несколько слов… Нугис был так потрясен смертью Кирр, что угрожал мне оружием. Поскольку он… почти обезумел, мне надо было как-то утихомирить его… любым способом… и тогда я предложил возмещение. А пока Нугис изливал на меня свой гнев, настоящий браконьер беспрепятственно удрал.

Анне вскочила со стула и подошла к отцу. Она едва доставала ему до плеча. Осмус, встретив ее взгляд, прочел в нем такое презрение, что отвел глаза в сторону.

— Вы лжете, — произнесла Анне очень чистым и звонким голосом, — когда говорите, что не вы убили Кирр. Более того, я уверена, я поняла это еще вчера, что именно вы убили лося, очень ловко взвалив потом вину на лесничего и моего отца…

Осмус обратился к Рястасу и Койтъярву:

— Видно, тут просто сговорились оклеветать меня… Я не могу сказать слова, меня все время перебивают..

— Но появились новые данные, которые требуют разъяснения, — ответил Рястас.

— Мне кажется, что в порядке дня стоял вопрос о Реммельгасе, а не обо мне…

— По-видимому, одно тесно связано с другим, — возразил Рястас. На всяком другом собрании он признал бы правоту Осмуса: отступление от принятой повестки — вещь нетерпимая. Но сегодня происходит лишь совещание, так зачем же обрывать Нугисов? Им, как видно, есть о чем рассказать.

— Ладно, — Осмус устало вздохнул. — Дочь лесника бросила мне новое обвинение. Но я ни на кого ничего не взваливал. Господи, какое ребячество! Только женская голова могла до этого додуматься…

— Оставьте женщин в покое, — вставил Койтъярв.

— Извините… Но выступление Анне Нугис просто глупое и не выдерживает никакой критики. Ведь всем известно, как было дело. Я с объездчиком Питкасте спокойно шел по дороге и вдруг увидел, как вы волочите на опушку лося… Я бы не стал поднимать шум, а промолчал бы, хоть мне, советскому гражданину, и нелегко скрывать такие вещи, но вот товарищ Вийльбаум счел своим долгом сообщить властям…

Вийльбаум выскочил из-за спины Осмуса, и, словно хорек, вертя по сторонам головой, протянул пискливо:

— Разве я был в силах молчать после того, как услыхал о тяжком злодеянии, совершенном в наших лесах?

Тамм громко расхохотался, не смогли удержаться от улыбки и остальные. Осмус заметил, что выступление Вийльбаума производит неблагоприятное впечатление, и толкнул его локтем, после чего техник снова скрылся за спиной своего начальника.

— Что ж, товарищи, я вижу, что личные симпатии тут ставятся выше истины. — И Осмус, разыгрывая смущение, стыдливо опустил взгляд. — Я никогда не сую носа в чужие интимные отношения, но когда на меня так бесстыдно набрасываются, мне не остается выбора. Ни для кого, я думаю, не секрет, что нападавшие на меня сегодня так рьяно и на первый взгляд так принципиально товарищи женщины… не смогли остаться, так сказать, равнодушными к Реммельгасу, как к мужчине… к его выдающимся качествам…

— Замолчите! — Реммельгас стукнул кулаком по столу.

— Товарищ Осмус, я призываю вас к порядку! — воскликнул Рястас.

— Теперь вы призываете меня к порядку, — развел руками Осмус, — а когда на меня нападали по низменным личным мотивам, тогда вы молчали. А молчание — знак одобрения. Таково-то ваше беспристрастие как секретаря парторганизации? Куда делась ваша бдительность, товарищ Рястас, если вы на столь уважаемом, на партийном собрании, позволяете оговаривать честного беспартийного большевика?