Освальд Тооминг - Зеленое золото

— В другой раз, сегодня некогда… — снисходительно сказал Осмус, но Нугис крикнул:

— Молчать! — и так угрожающе поднял ружье, что Осмус испугался и, сам того не желая, поплелся за стариком.

«Черт его разберет, этого лешего, — подумал заведующий, — совсем он одичал в своей берлоге, нелюдимый такой, взбалмошный, еще застрелит, с него станется». Осмус взглянул на шагавшего рядом Нугиса, и на душе его стало еще тяжелей. «Жуткий старик, лицо словно каменное, поди догадайся, что у него на уме, чего он хочет…»

Он попытался завести разговор, но тщетно — старик упорно молчал. Осмус и злился и трусил в одно и то же время, не зная, чем все это кончится.

Когда же он вдруг увидел валяющуюся в траве Кирр, ему стало окончательно не по себе.

— Хоть ружье у вас бьет на сто шагов, но вы не стесняетесь убивать и с десяти!

— Не понимаю… — пробормотал Осмус.

— Кирр не убегала от людей.

— Но вы же не… Я протестую… Неужели вы в самом деле смеете думать, что я…

— Уверен в этом!

— Возмутительно! И вообще, что за идиотство устраивать целое представление из-за какой-то выдры? — И он ткнул сапогом безжизненного зверька.

Молчание, угрожающее молчание заставило его поднять взгляд. Стволы Нугиса были направлены на него, и не блеснуло ли в глазах лесника нечто вроде безумия? Ружье у него, конечно, заряжено…

— Что за шутки?.

Воротник рубашки прилип к шее Осмуса, ружье так дрожало в его руках, что, будь оно и заряжено, от него не было бы никакого толку. «Пощады от него не жди, — промелькнуло в голове Осмуса, — нужно же мне было ткнуть ее ногой! Кусты далеко — не добежишь… Пугает он меня или вправду задумал недоброе? Нет, видно, он всерьез — лицо-то какое страшное!»

— Давайте уладим это дело… — Каким беззвучным стал голос! — Плачу пятьсот рублей…

— Мерзавец! — с презрением прохрипел Нугис.

— Отец!

Никто не видел, как Анне появилась между деревьями. Оглядевшись, она на миг замерла и затем бросилась к ним. Девушка услышала последние слова, и хотя не догадалась, за что Осмус предлагал деньги, но по лицу отца сразу поняла, как это его разозлило.

Бросившись к нему, она схватила его за руку.

— Отец, — повторила она, — что случилось?

Нугис показал на Кирр. Анне упала на колени и попыталась приподнять голову выдры, но приподнялось все тело — зверек уже закоченел.

— Киррушка! — прошептала она. — Киррушка…

Она поднялась и провела рукой по глазам. Все еще глядя на Кирр, чтоб скрыть слезы, она спросила:

— Он?

Прежде чем Нугис успел ответить, Осмус крикнул:

— Это недоразумение, глупое недоразумение…

— Отнесем ее домой, — сказал Нугис.

— Я застрелил только ястреба… — продолжал Осмус.

Он заметил, что его не слушают, и умолк. Отец и дочь взяли вдвоем выдру и, не бросив на Осмуса ни одного взгляда, направились в Сурру.

— Ты ведь не всерьез?.. — спросила Анне, когда за деревьями показался их дом.

— Что?

— У тебя было такое лицо!.. Ты ведь не…

— Стану я руки марать из-за всякой дряни! Хотел просто напугать, чтоб у него язык развязался. Ты мне помешала, теперь трудней будет прижать его к стене.

Во дворе они положили Кирр на землю, густо заросшую пахучей ромашкой и крупным подорожником.

Вечером, когда на верхушках деревьев запылали последние лучи солнца, они похоронили Кирр под липой за домом… Как только стемнело, Стрела и Молния, порыскав вокруг, уселись над свежим бугром и, подняв морды, завыли долго и печально. Долгим и печальным был этот вечер в сурруской сторожке…

Два секретаря — Койтъярв и Рястас — сидели за столом в сельсовете один против другого. Рястаса раздражали спокойствие и уверенность Койтъярва, которые он принимал за равнодушие и холодность. А Койтъярва забавляло нетерпение председателя сельсовета. К чему он сейчас горячится и сердится, когда можно было бы разговаривать спокойно и деловито?

— То вы зарываетесь в бумаги и карты, то разгуливаете по каким-то сурруским трущобам… — начал Рястас, но Койтъярв спокойно прервал его:

— Но как же иначе проверить, правильно ли выделены лесосеки? — спросил он, прищурив один глаз и слегка вытянув губы. — А вы сами ходили на Каарнамяэ?

— Нет.

— А на берега Кяанис-озера?

— Тоже нет.

— Так-так… Жаль. Я еще не видал таких прекрасных ельников, как на Каарнамяэ. Следующим летом непременно приеду в отпуск стрелять уток на Кяанис-озере.

Рястас, не вытерпев, вскочил. Это уж черт знает что! Речь идет о человеке, о члене туликсаареской парторганизации, можно сказать, о его жизни и смерти, а секретарь уездного комитета партии мечтает об охоте на уток.