Сергей Петров - Пора веселой осени

«Там же Петька спит».

Метнулся с кровати. Побежал, шлепая босыми ногами по цементному полу, подскочил к кровати Когтя. В темноте шевелился бесформенный ком, около глаз мелькнула голая пятка. Волков протянул руку, схватил чью-то ногу, резко повернул ее. Охнули. Ком распался. Загремело, затарахтело по тумбочкам, по кроватям. Упал на пол бачок с водой… И разом все стихло.

Волков отпрянул от кровати, побежал к выключателю.

Щелк. Свет залил барак.

По полу растекалась лужа воды. Коготь поднялся с кровати, сбрасывая с головы одеяло, пошел, тяжело ступая, волоча по полу завязки от кальсон, к свету. Вдруг надломленно присел, закашлялся, схватившись за бок.

Сердце Волкова глухо стучало, удары его отдавались в спине. Он подошел к Филину и сдернул с него одеяло.

— Ты науськал?

Не ожидая ответа, прыгнул на него и напоролся на тяжелый удар ногой в грудь.

Больше ничего не помнил. Когда очнулся, увидел, что Филин, одетый, идет с дежурным надзирателем к двери. Поднялся, опираясь на руки Когтя, пристально смотря в широкую спину Филина.

У дверей Филин обернулся. Глаза его сузились, в них отразился электрический свет. Он посмотрел на Волкова и пошевелил губами:

— Сука.

Дверь за ним захлопнулась с шумом и долго еще скрипела, неподогнанная, на своих петлях.

Филин отсидел десять суток в штрафном изоляторе, потом имел долгий разговор с начальником отряда капитаном Шавловым. О чем они говорили, осталось секретом. Но Филин притих, стал ходить на работу.

Волков старался не замечать его. Казалось, это ему удавалось. И вот сейчас…

Он болезненно пошевелил лопатками, поморщился. Все утро испортил ему старик: оставшись дневальным по бараку, сидит в углу и ворочает глазищами. На душе было тяжело, будто он не освобождается сегодня, а ждет с минуты на минуту ареста.

Волков прошелся меж койками, посмотрел в проход. На побеленную стену, во всю ширь которой раскинулся плакат: «Запомни сам, скажи другому, что честный труд — дорога к дому!», падала тень от сидящего Филина. Большая, искривленная, она колебалась все время, то удлиняясь, то укорачиваясь, — видно, старик медленно раскачивался на табуретке.

Волков опять почувствовал на себе тяжелый взгляд старика. Ладони у него вспотели, а спина и затылок напряглись, будто он ждал удара. Резко повернувшись, он пошел по проходу к Филину.

— Чего ты на меня уставился? — подойдя, вызывающе спросил он. — Чего тебе надо? Не видел раньше, да?

Старик поднял голову, покрытую жесткой седой щетиной, и буднично спросил:

— Сегодня выскакиваешь?

— Ну, освобождаюсь. А что?

— По зачетам? До конца срока-то тебе, вроде, еще год как тянуть?

Филин говорил так, точно и не стояла между ними та ночь. Волков успокоился немного, тело чуть обмякло, только у затылка немного покалывало, словно он отлежал шею.

— Суд был, — ответил он. — Освободили…

— Так… Заработал, значит.

— Ну, заработал. А тебе чего? Не нравится?

— Почему не нравится? Всяк по-своему на свет вылазит… Можно головой, можно и ногами.

— Это ты к чему? — прищурился Волков.

— Да так, — протянул Филин и вдруг спросил без всякого перехода. — Завязать думаешь?

«Вот оно, начинается», — плеснулась в голове мысль, и Волков подался назад, посмотрел на Филина, щурясь.

— А если и завяжу? То что?

Филин поднял голову выше. Свет из окна ударил прямо ему в лицо и осветил на нем паутинное переплетение морщин, набрякшие под глазами мешки.

— Да ничего, — Филин смотрел, не мигая. — А может, найдешь там Ваську Пана? Передашь привет от Филина…

— Брось петь-то мне. Не младенец.

— А что? Васька — вор фартовый.

— Я говорю: брось петь тут мне.

— Вор фартовый, в авторитете… Может, все ж поищешь? Сам знаешь, иногда лучше, когда со своими-то на большой живешь.

Филин медленно сжал в кулак короткие пальцы, постучал кулаком по коленке, потом также медленно распрямил большой палец, поставил его свечой.

— Вот так.

Волков начал жалеть, что затеял этот разговор, не надо было обращать на старика внимания: только еще хуже растревожил душу. Он хорошо понимал скрытую в словах Филина угрозу. А внешне не придерешься — уговаривает. Хитер… Но его-то тоже на мякине не проведешь.

— А ну тебя, — зло бросил он. — Васька, Васька… Вылезешь на свободу, сам ищи его.

Отступив вперед спиной два шага, он повернулся и пошел к выходу из барака. Уже у дверей услышал:

— А может, поищешь все же?

— А-а, — отмахнулся он и толкнул ногой дверь.